1
Сеня Жуков стоял посреди своей просторной комнаты, смотрелся в зеркало, встроенное в стенку пузатого английского шкафа и готовился к выходу из дома.
Подготовка эта была странная – Сеня прилаживал под полой курточки какую-то петлю. Прилаживал, но был недоволен тем, как прилаживалось. Наконец приладил, и заодно проверил то, что под другой полой. А под другой полой – длинный металлический штырек, на конце которого имеется крючочек из проволоки, и тут же болтается на леске бритвенное лезвие.
Проверил Сеня – все оборудование на месте. Застегнул курточку и провел по бокам обеими руками сверху вниз, как бы успокаивая всю эту странную утварь – мол, теперь сидите тихо, ждите своего часа.
Вышел в коридор. Остановился у двери: то ли заметил, то ли померещилось крохотное пятнышко на ботинке. Подобрал с пола тряпочку, плюнул, растер по ботинку. Бросил тряпочку, полюбовался ботинком. В ботинке отражалась довольная сенина физиономия.
Сене Жукову двадцать семь, но на вид не дашь больше двадцати двух. Вихрастый, лицо гладкое, глаза ясные.
Взял серую кепочку с вешалки, хотел выйти.
– Арсений, зайди на минуту!
Сеня открыл дверь в кухню и встал в дверях.
Тетя Лена – нестарая еще женщина, может быть, чуть за сорок. Но к своей внешности относилась с презрением. Никакой косметики, волосы забраны в хвост, одета в серую блузку, напоминающую армейский китель. Тетя Лена ответственный работник советского учреждения.
– Тетя Лена?
Тетя Лена сидела за кухонным столом, на Сеню не смотрела. По столу были разложены бумаги, в одной руке у тети красный карандаш, в другой – папироса. Карандаш скакал по бумаге, оставляя красные вопросы и восклицания.
Папироса летала поверху, роняя на бумагу кучки пепла.
– Передашь от меня привет Семену Марковичу.
– Передам.
– И вот это тоже передай. Для его внучки.
Тетя Лена показала папиросой на шоколадку, лежащую на краю стола.
Сеня подошел к столу и взял шоколадку. Поднял ее к глазам, разглядывал упаковку. Заметил с уважением:
– Американская.
– Нам дали в пайке.
Тетя Лена, не отрываясь ни от бумаг, ни от папиросы, протянула руку, наклонила голову Сени, поцеловала его в макушку.
– Иди, опоздаешь.
Сеня опустил шоколадку в карман пиджака и вышел.
2
Сеня шел по улице. Май. Все вокруг цветет. Где-то поблизости залаяла собака. Кто-то спешил по делам, а кто-то наоборот, прогуливался неспешным шагом. Кто-то рядом объяснял степенно:
– Германскую пережили, гражданскую пережили, глядишь, и коммунистов переживем.
Сеня подошел к небольшому импровизированному рынку у стены жилого дома.
Все, что могло ходить, вылезло на улицу и торговало всем, что можно продать. Толстый буржуй с бакенбардами продавал шубу прямо с себя. Из-под шубы видны подтяжки, надетые поверх визитки.
– Продам шубу, кому шуба? Такая хорошая шуба, мягче чем кожа, теплее чем жена, добрее, чем родина.
Рядом с буржуем стояла дородная торговка с лотком яблок.
– И не жалко вам продавать такую хорошую шубу?
– А чего жалеть? Летом шуба не нужна, а будет ли следующая зима – неизвестно.
– Почему это неизвестно?
– Может, новая власть вовсе зимы отменит и будет круглый год сплошное лето, – меланхолично объяснил буржуй.
И непонятно – то ли пошутил, то ли всерьез.
Вот и торговка задумалась.
– А что, может и отменит? Эти могут.
Рядом калека в драной солдатской шинели продавал свои увечья.
– Газом меня травили, штыком кололи, ноги отрезали. Русские люди, за вас отдал я свою жизнь и молодость, а теперь накормите и напоите солдата Христа ради.
А рядом девушка-красавица стояла, покуривала, продавала свою красоту. Зевнула, потянулась.
