Никогда не пейте с магами…
Мысль была мутной, но здравой. Жаль только, что, как и все здравые мысли, пришла она слишком поздно. Они вообще очень неторопливые, эти самые здравые мысли. Неторопливые такие, важные и все из себя ну очень солидные. Они никогда не спешат. Это ниже их достоинства, надо полагать. И потому приходят они обычно с весьма заметным опозданием, когда уже ничего не исправить. Как правило – на следующее утро…
Голова болела.
Впрочем, сказать так о голове сейчас было то же самое, что сказать о горах северной Гипербореи, что в них иногда встречаются гномы. Ну да. Конечно. Встречаются. Этак штук по пятьдесят долбанных гиперборейских гномов на каждые долбанные сто шагов по этим самым в конец и насквозь продолбанным северогиперборейским горам, провалиться бы им вместе со всеми вечно долбящими их гномами куда подальше!..
Голова болела…
Все маги – сволочи. Немногим лучше змей. А, может быть, даже и не лучше. Хуже. Может быть. Намного хуже. Все. Даже те из них, которые поначалу кажутся вполне приличными. Такие как раз таки на поверку и оказываются самыми мерзкими. Потому что с ними, такими приятными и безобидными на первый взгляд, потихоньку теряешь привычную настороженность и как-то забываешь, что они – тоже маги. И о том, что все маги – сволочи, тоже как-то забываешь. С ними, с магами этими, которые приличными выглядят, вообще нельзя иметь никаких дел. Даже пить. Пить – особенно.
Никогда не пейте с магами, если хотите жить долго и счастливо и не иметь головной боли.
Эрлик ее забери, как же она болит-то…
Впрочем, все остальное тело тоже чувствовало себя не так чтобы очень. В животе бурлила та дрянь, что была выпита уже под утро, когда обнаглевший вконец трактирщик вместо вполне приличного офирского красного стал наливать к кружки какую-то откровенную местную кислятину, недобродившую как следует даже и кто знает чем для крепости забодяженную. Да и разбавленную чуть ли не вдвое тухлой водой из ближайшей канавы. Такую гадость только по большой пьяни и можно приличным постояльцам подсовывать, да и то – только под утро, когда они начинают относиться к окружающему миру с повышенным уважением.
И вот теперь, стало быть, это, под утро с большим уважением выжранное, настоятельно просилось наружу, пока еще, правда, пребывая в нерешительном раздумье – а каким, собственно, путем ему на эту самую ружу податься? Верхним или нижним?… Но выйти оно, похоже, вознамерилось всенепременнейше. А потому надо бы встать и дойти хотя бы до двери. А то и этот трактир начнёт прикидываться закрытым при виде направляющейся к его дверям мощной фигуры благородного варвара. Как многие прочие.
Конан опустил ноги с широкой лежанки, наощупь пытаясь нашарить скинутую вчера зачем-то обувку. Вот же приспичило непонятно зачем разуваться, ищи её теперь… Но вместо привычных сапог пальцы нашарили лишь какие-то подозрительные переплетения ремешков.
А…
Ну да…
Сандалии.
Кажется, это кожаное недоразумение называется именно так. Ими с Конаном поделился как раз этот самый маг, показавшийся поначалу почти что и приличным почти что и человеком. Потому что сапоги свои Конан вчера таки пропил. Вернее, не вчера – за крохотным оконцами как раз уже начинало потихоньку светлеть. Так что считай, что сегодня пропил. С большим, так сказать, уважением…
Никогда не пейте с магами…
Ноги болели. Хотя им-то чего болеть? Пили-то не в них.
Кое-как пропихнув пальцы под скрипучие ремешки, вихляющиеся, словно бедра у пьяной танцовщицы, Конан попытался встать, опираясь обеими руками о лежанку. Он был упрям, как и любой киммериец. И поэтому с третьей попытки это ему удалось. Ну – почти удалось.
Руки подгибались и тоже болели. Особенно – правая. Но это-то как раз понятно – вчера, пока попойка не достигла ещё высокогорной долины повышенной уважительности, сдуру занялся он с тем самым поганым мажонком рукоборством.
