Контрольный выстрел

© ООО Издательство «Питер», 2018

© Серия «Публицистический роман», 2018

Эссе, собранные в этой книге, написаны мною в тюрьме «Лефортово». Первое издание было осуществлено в 2003 году, то есть пятнадцать лет тому назад, издательством «Ультра-Культура», возглавлявшимся ныне покойным Ильёй Кормильцевым.

Тематически книга примыкает к книге лекций «Другая Россия» и продолжает суровую критику русского образа жизни, «русского адата».

Такие главы, как «Матушка», «Нора и Родина», «Ж/д», «Опера и балет», «Ангелы Ада и Адам Смит» останутся, я уверен, в сокровищнице наблюдений русских над самими собой. Это такое никогда не стареющее «Россияведение». В то время как эссе «Цивилизация алкоголя и гашиша», «Краткая история костюма», «Идеология сказки» демонстрируют увиденные под необычным ракурсом международные отношения.

«Это всё должно быть переиздано, потому что оно живое и животрепещущее», – сказал я себе и обратился к издательству «Питер» с предложением о переиздании. Предложение было принято.

Не нужно думать, что суровая критика русского адата, созданная в тюрьме «Лефортово» в 2001–2002 годах, противоречит любви к Родине и сегодняшним политическим взглядам автора. Не противоречит. Но принадлежит к одному цельному мировоззрению, есть его составная часть. А, к примеру, эссе «Идеология сказки», написанное в форме памфлета, поражает своим современным пониманием поведения Соединенных Штатов Америки. Поэтому вот пятнадцать лет спустя переиздаю эту книгу.

Автор

Россия обычно представляется в облике России-матушки, этакой суровой активистки, приближающейся по энергичности к типу солдатской матери. Однако в противоположность современной антивоенной пацифистке – солдатской матери – Россия-матушка зовёт со старых плакатов своих детей в обратном направлении: не из разбомблённой Чечни прочь в московскую или екатеринбургскую квартиру, но на праведную войну с немецко-фашистскими захватчиками. Так что Россия-матушка существует, скорее, как прошлый образ, но новых не появилось, потому её никто не упразднил и конкурентов или конкуренток – символов России – у неё нет.

В «матушке» – символе страны содержится фатальный глубокий смысл. Во Франции образ Patrie (Отчизны) представлен Марианной, как её называют, – это образ молодой женщины. В XVIII веке образ Свободы – юной, полногрудой, в красном фригийском колпаке, она сжимает древко знамени на баррикаде – наложился на образ Родины, и вот последние столетья Марианна – это Франция. Представьте себе русских, называющих Родину Машей или Наташей! У англичан Родина персонифицируется то с долгоцарствовавшей королевой Елизаветой I, затем с долгожительницей королевой Викторией, а ныне с пожилой уже Елизаветой II. God save the Queen! Однако королевы-долгожительницы (хотя они и дали названия целым эпохам: елизаветинской, викторианской) лишь отчасти символы Великой Британии. Им далеко до абсолютности русской матери-Родины. У янки есть отчизна мужского пола – это евреистый uncle Sam, точнее Samuel, с длинной белой бородой голландского сектанта – то ли квакера, то ли меннонита.

Почему русские любят свою Родину в облике женщины, минувшей свои лучшие годы, уже неплодной, бывшей женщины? Тюремное сознание даёт ответ, и очень исчерпывающий, на этот вопрос: в тюрьме почитается только мать-старушка. Ведь другие ипостаси женщины изгнаны из тюрьмы: молодые женщины все обладают инстинктом соития, все практически оказываются неверны заключённому. И только мать-старушка, женщина, у которой репродуктивный возраст позади, только она ждёт и любит своего непутёвого тюремного сына. По всей вероятности, наш народ адаптировал себе в качестве символа Родины именно мать заключённого, она же и солдатская мать, ибо заключённый лишь крайний сосед солдата, они помещены на том же поле. Оба несвободные, один жертва наказания, другой – долга.