Не выносить сор из избы – значит не стремиться к чистоте1.
Все так обычно и начинается – как бы вдруг ни с того ни с сего. Жил-был человек и вдруг стал курсантом. Стал тем, сам не понял кем, но осознание пришло довольно быстро. Теперь столько времени утекло, что можно смело ответить на вопрос о том, что из нас там делали, – из нас делали ничто. Не все, конечно, но курсовые офицеры, дежурные и один большой, как нам всем тогда казалось, начальник по строю точно.
Было жарко, так, как должно быть в нормальном августе, но на беговой дорожке стадиона «Динамо» я не думал о погоде и отпуске, это, наверное, последнее лето, когда я о нем не думал. Я вообще не думал, что у меня будет отпуск, это же для взрослых отпуск, а у меня каникулы раз и навсегда. Я бежал и думал, что вечером вторая беговая тренировка, и не по гладкой дорожке стадиона, а по оврагу, и я был настроен на то, что это необходимо, нужно не опозориться, нужно хорошо пробежать на экзамене по ФП по родному стадиону, где практически вырос.
Экзамен прошел для меня успешно, ноги за последние две недели привыкли к шиповкам, надкостница не беспокоила, и я пробежал свои три километра на отлично. Мой тренер, мама и ее коллеги по работе, наблюдая из подтрибунного помещения, были удовлетворены результатом и даже гордились мной. В моем забеге я финишировал третьим.
Не все, далеко не все смогли «сохранить лицо» во время прохождения этого испытания. Толстожопые мальчишки и девчонки волоклись по дистанции с одной лишь целью – доползти во что бы то ни стало до человека с секундомером. Кто-то просто шел, кто-то периодически останавливался, другие после финиша падали и блевали. К слову, многие парни через пять лет после выпуска превратились в откровенно ожиревших до состояния – «я не вижу, откуда писаю» – особей. Одним из таких был Прохор Семенов. Все два года нашего совместного проживания он несся в пропасть чревоугодия на бешеной скорости. За особый талант вылизывания до блеска задниц командиров всех уровней и бесперебойные поставки из деревни курсовым офицерам сала и прочих радостей ему на какое-то время удалось стать каптером и штатным рукожопым завхозом курса. Однако, после того как из вещмешков, хранящихся в каптерке, стали пропадать консервы, его вернули в разряд обычных гномов нашего чудесного королевства абсурда. Единственным, кроме его невежества и необъятной оболочки, воспоминанием о Прохоре является красный диван, который он и его одновзводники сколотили в подвале казармы из досок, меха и говна и торжественно преподнесли Пэйну (он же заместитель начальника нашего курса), получив от него за это суточное увольнение, полный список заказов на различные хозяйственные работы и, как следствие, официальные прогулы практически любых видов учебных занятий.
Второй вступительный экзамен, по истории, я сдал на отлично, рассказав о Семилетней войне вместо Северной, как того требовало задание в билете, но уважаемым членам комиссии было не до меня: они боролись со сном, жарой и мухами одновременно.
В общем, я поступил и был горд собой, родители довольны, будущее виделось прекрасным путешествием с массой ярких увлекательных моментов. Тогда я еще не подозревал, насколько мой прогноз окажется точным – за исключением слова «прекрасным» на два ближайших года жизнь действительно перекрасилась в ранее неведомые моей психике эмоциональные краски.
Мне сразу повезло – так как я сдал экзамены досрочно, имея отличный аттестат в школе, зачислили меня в институт досрочно и заявили, что как отличнику мне необходимо прибыть в расположение с комплектом спортивной одежды и мыльно-рыльными принадлежностями для ознакомления с условиями жизни в казарме. Такое, знаете ли, сомнительное преимущество. На радостях от благополучного поступления я без промедлений собрал пожитки и прибыл к воротам КПП по адресу проспект Щорса, 6 в установленное время. Надо сказать, что был я там не один. Переминаясь с ноги на ногу, покуривая и переглядываясь, вокруг стояли еще девять персонажей нашего кукольного театра. Совершенно разные люди, но с абсолютно одинаково несчастной судьбой.