Королева Депрессия

Есть такое понятие – синестезия. Это когда некоторые люди, быть может, даже вы – воспринимают мир немного иначе. Например, музыкальные мелодии у них могут иметь определённый цвет, а слова принимают самую разнообразную форму: слово «воскресенье» может выглядеть как несколько перевернутых запятых оранжевого цвета, а «вчера» быть похожим на зеленый лист бумаги; обычная мелодия может вызвать физическую боль, а некоторые запахи заиграют в голове музыкой. Вариантов много. Я же вижу эмоции. Обычно они похожи на сферические объемные кляксы. Но чем дольше они в мире людей, тем больше похожи на человекоподобных существ. Они, как правило, сопровождают вас на каждом шагу. Но могут и покинуть вас, уйдя по своим эмоциональным делам, канув в тень… Особо сильные эмоции могут наваливаться на вас, и вы буквально тащите их на своем горбу. А слабые эмоции, наоборот, едва различимые на общем фоне. Еще они смеются. Плачут. Даже насмехаются. И активно общаются между собой. Это происходит постоянно: когда я захожу в автобус, смотрю фильм в кино или делаю покупки в магазине, меня постоянно преследует гул нескончаемых невидимых разговоров. Наверно, видение чужих эмоций сделало бы меня отличным психологом. Но я настолько равнодушна к этому, что это выглядело бы примерно так:

Кабинет психолога Анны Д.

Клиентка крупным планом сидит на мягком уютном кресле.

– Мой муж ушел от меня… и все мои подруги отвернулись от меня… даже любовник женится… я не вынесу этого (начинает усиленно плакать).

Камера переносится на меня, где я гробовым голосом произношу:

– Какой ужас. Наверно, вам очень тяжело.

Клиентка бросает на меня недоумевающий взгляд. Ей не удалось получить свою долю сочувствия. Мы прощаемся.

Равнодушие – оно такое. Кстати, о равнодушии, моей эмоции. Посмотрите на этого паренька рядом со мной – его зовут Фрэнки. Конечно, назвать его пареньком при первом знакомстве сложно. Скорее, некой синей субстанцией. Но чем дальше смотреть, тем больше можно разглядеть в нем черты вполне симпатичного юноши. Конечно, Фрэнки – это мое самоназвание. Равнодуший много. Фрэнки один.

– Как дела, Фрэнки? – задаю я ему этот вопрос каждое утро, как просыпаюсь.

– Нормально, – отвечает он, лениво перелистывая книгу или смотря в мой ноутбук.

Утром мы как обычно пьем чай. Потом мы едем на мою работу, где я, как обычно, буду равнодушно отвечать на телефонные звонки: «Вы хотите устроиться в нашу компанию? Как я могу к вам обращаться? Ваше образование? Ваш возраст? Вам сорок пять? Да, конечно… это не проблема…, но вакансий свободных нет. Мы вам перезвоним», – буду я врать неприхотливо. Ведь официально, у компании нет ограничений по возрасту. Но все мы знаем, как это бывает на самом деле.

Вот мы едем домой после не сильно напряженного дня. В вагоне электрички тесно. Для вас может и нет. Но мне тяжело расталкиваться среди ваших радостей, грустей, печалей и даже … эти меня бесят особенно сильно – вдохновений и энтузиазмов. К счастью, в вечернее время они встречаются все реже. Вечер после рабочего дня – это их пик не активности. Ближе к ночи, когда их люди выпьют кружечку горячего чая, они снова появятся и начнут испускать свой заряженный энтузиазм, подначивая вас в очередной раз учить английский язык, записаться на йогу и совершить кругосветное путешествие. Утром они спят дольше, чем вы. И вам приходится разгребать их великие планы самостоятельно.

В один из таких поздних вечеров мы с Фрэнки сидели в электропоезде и мчались в сторону дома под дребезжание вагона. Диктор объявил следующую остановку и поезд начал снижать скорость. Вдруг лицо Френки искажается. Я не ощущаю, но словно чувствую, что по его телу пробежал холодок и он начинает нервничать, переминаясь с ноги на ногу. Оглядевшись по сторонам, я с удивлением замечаю, что подобное касается всех эмоций вокруг. Даже этот сумасшедший ярко-бурый Энтузиазм наконец заткнул свою непрекращающуюся речь и спрятался за спиной своего человека. Зеленая Печаль вообще разразилась горькими слезами, и вся съежилась, став очень маленького размера, что даже ухитрилась залезть в карман своей человеческой спутницы. Люди этого не видели, но и им передалось это волнение. Некоторые отложили дела, повертев головой из стороны в сторону, но, не увидев визуальной опасности, снова уткнулись в телефон. Поезд остановился. На мгновение мне показалось, что я слышу мелодию загробной музыки. Первыми в открывающиеся двери вагона вбежали эмоции – напуганные, они разбежались в разные стороны и спрятались по всем углам. Следом зашли их люди. А потом, в кабину медленно начали протягиваться длинные витиеватые щупальца. Темно–синие, слегка с фиолетовым оттенком – от них веяло холодом, словно это были маленькие вентиляторы. Люди в электричке поежились: кто-то натянул спущенные рукава, другие постарались посильнее укутаться в свои же кофты. В вагон, сопровождаемая этими щупальцами, вошла девушка. Молодая. Симпатичная. Ее красоту изрядно портил уставший взгляд и ссутулившиеся плечи. Она читала книгу, или, во всяком случае, делала вид, глядя на открытые страницы. А следом зашла она – хозяйка щупалец. Это было вытянутое худощавое существо под два метра ростом, синевато-фиолетовая кожа обтягивала худой скелет, а ее руки неестественно длинные, с острыми когтями легли на плечи девушки. В целом, это существо было больше похоже не то на кальмара, не то на черную медузу. Узкая голова была окаймлена небольшими выступами, похожими на рога молодого козлика. Вместе они вызывали видимость небольшой короны на голове у существа. Мне доводилось встречать подобных существ и с подачи Фрэнки я знала, что передо мной самая настоящая Депрессия… Но те, другие, коих я встречала, выглядели… гораздо безопаснее: они не были такими зловещими, не обладали ни такой худобой, ни длинными щупальцами, ни огромными размерами. От них не веяло холодом, от них в ужасе не убегали другие эмоции и их голову не украшала корона из наростов. Это же было, как чудовище с другой планеты – Королева Депрессия. Так я назвала ее. Пока я мысленно давала ей имя, она обволокла своими щупальцами тело девушки… переплела ее ноги и руки как ядовитый плющ. Девушка сгорбилась еще больше, как дряхлая старуха под тяжестью прожитых лет. Я взглянула на Фрэнки и поразилась изменениям в нем. Его равнодушное лицо впервые исказилось: узкие глаза округлились (я и не знала, что они могут быть такими широкими), почти невидимые брови ушли на затылок. Это отразилось и на мне: я почувствовала себя дурно, а в горле запершило.