Претят мне выпендрёж изысков рифмы,
Изящество бессмысленных словес,
И напускных возвышенных раздумий
Не создаю дешёвых занавес.
Лишь для того в стихи мной облекаем
Простой и прозаический рассказ,
Чтоб честным фильтром рифмы и размера
Отсеять всё, что с толку б сбило вас.
И так как цели нету драгоценных
Поэзии шкатулок открывать,
То это мне развязывает руки
«Ушёл» с «пришёл» бесстыдно рифмовать.
Коль сей подход читатель искушённый
Счесть недостойным соблаговолит,
То пусть сейчас закроет эту книжку
И удалит нажатием «Delete».
Прогрессы движут нас вперёд неумолимо,
И пессимисты пусть меня простят,
Но корабли вселенские просторы
Когда-нибудь ещё забороздят.
Однако ж человеческой природы
Законы неизбывные вовек,
И как бы ни был хомо сапиенс продвинут,
Но человек – он и на Марсе человек.
Удастся ль нам оставить недостатки,
С родной планеты в небо возлетя,
Иль сохраним наследственность приматов,
Делишки ушлые и в космосе мутя?
История – серьёзная наука,
И очевидно, если верить ей,
Что человечество, назло любым прогрессам,
С годами не становится умней.
Но, между тем, с позиций оптимизма
Мне будущее хочется узрить,
А коль не победим идиотизма,
Придётся в космосе нам с этим как-то жить.
Бывалый лоцман дядя Гена
В свои года везде бывал,
Где человек шагал ногою,
А где и сам впервой ступал.
Катаясь, в бытность пионером,
На мусосборочной баржé,
Он ко вступленью в комсомолы
Готовый лоцман был уже.
План пионерский выполняя,
Металлолома наловил
Такую кучу, что с процентов
Свою учёбу оплатил.
Кронъ-Академию закончил,
Что в Петербургере у нас,
И на «Камрад» пошёл работать,
Тяжёловозный тарантас.
Был грузовоз этот немолод
И устарел уже тогда,
Но дядя Гена на «Камраде»
Так и трудился все года.
Любили мы детьми собраться
Возле камина в полукруг
И, рты разинув, восторгаться
Всему, что рёк наш взрослый друг.
Неисчерпаемым был кладезь
Историй дивных и чудных,
Хоть большинство и повторялись,
И наизусть мы знали их.
Бокалов звоном прерывался
В соседнем зале разговор,
Вели хозяева с гостями
Очередной их взрослый спор.
А дядя Гена у камина
Травил нам байки каждый раз.
У каждого из нас имелся
Любимый дядюшкин рассказ.
Бывало кто-нибудь из взрослых
Зайдёт, послушает и вдруг
Произнесёт: «А этот случай
Не в книжке ль вычитал ты, друг?»
На это добрый наш рассказчик
Тотчáс обиженно смолкал,
Пока, детьми за дверь гонимый,
Не возвращался умник в зал.
Сказать по правде, дядя Гена
Свой ритуал имел один:
На кочергу надевши кружку
Он заносил её в камин.
В железной кружке ром нагретый
Глотками маленькими пил,
И нос у лоцмана краснелся
По мере приливанья сил.
Когда же ром совсем кончался,
Он, вынув трубку из штанин
И табаку в неё набивши,
Пускал душистый дым в камин.
Осуществлялось это действо
Под восхищённый взгляд детей:
Чтоб так вот с дымом обращались,
Других не знали мы людей.
Конечно, в тот момент учиться
Хотели все, кого спроси,
В Кронъ-Академии – и даже
Малышка славная Люси.
Брал дядя Гена ром лишь в лавке
У Янкеля, что за рекой,
Но раз осеннею порою
Повздорил сильно тот с женой.
Нервозной будучи особой,
Она устроила погром,
И Янкель спрятался в подвале,
Где, в том числе, и был весь ром.
Не помогли увещеванья
Возле подвального окна —
Не перепала дяде Гене
Бутылка рома ни одна.
Тогда в расстройстве старый лоцман
Зашёл в ближайший магазин
(То был шинок Игната Штольца)
И приобрёл пузырь один.
Нежданным образом сработал
В камине подогретый ром,
Отбив охоту дяди Гены
У Штольца тариться бухлом:
Отведав кружку, стал он грустен
И в первый и последний раз
Поведал детям абсолютно
Правдивый лоцманский рассказ —
Зачем на пенсию он вышел
Всего-то в восемьдесят лет
И отчего до приключений
Ему охоты больше нет.
