Предисловие
Кто когда-нибудь из вас смотрел, как художник пишет картину? Выливая ее из нутра, когда ничего еще нет, на холсте пустота, кисть ведомая как бы из вне, и мазки пересекая друг друга, один к одному прилагаясь, уходя за границу другого появляют необычный цвет. Ты мысленно обгоняя палитру в себе понимаешь, что явится свет, нужно только заглянуть в просвет и не верить в то, что таланта нет. Он завален камнями, словесных дилем, как гранит символический рунит. Из глубин поднимая знанья, ты перешагиваешь грань образованья, недопониманий брань, за которым жизнь восхитительной и простой любви, любви наивной, детской. Видишь детство тот единственный путь, который мы все кончаем, который уже не вернуть, мы начинаем другой путь, опускаясь1 ниже в образование. Где уже ни чего не слышим и не видим так, как в детстве. Свет образованья стал тьмой повествований. Сын человеческий в библии сказал, вопросик как бы всем задал, – «Ни свет ли тьма»!? Вот это да! В детство уже не вернемся ни когда, чтобы что-то изменить.
Только в мыслях, воспоминаниях тешимся, либо жалеем наполненные познаниями взрослой бытности, кого-то виним, кого-то прославляем, чужие мысли употребляем, и кто мы? Так и не знаем, на чужие труды уповаем. Сталкиваясь друг с другом, не понимаем друг друга, вслух говорим – брат, а внутри – враг.
Поучая притом своих детей и чужих, мы хотим ими быть, ну ни как не получится стать, мы им знания думаем дать, чтоб отвлечь, притянуть их к себе, к существу потерявшего даже мечту. И такое положение на сегодняшний день. Человек исхитрился весь, сам себя запутал, и наследия вырастают путаными, так и продолжается языком образа жизни правды, и языком образа жизни лжи. Говоришь правду – не верят, говоришь ложь, и та правда вырисовывается. Миф знаний дано перевернулся в мир познаний, и этим перевертышем идем сословно, понимая, что существуем по образу в жизни этих слов, а к самой жизни, к ее знаниям, на пути стоит программный шлагбаум, человечеством установленный. Поднять бы его?! И заглянуть, что там за ним?
* * *
Туда меня тянет ручка, ее шарик, катаясь по белому листу бездонного пространства, оставляет след, символы буквального нарождения, дух над бездною порождения. Ловко закручиваясь в тягучей смеси, шарик, постепенно, вытягивая, проливает мысль2. Ухватившись за невидимый опыт, я ухожу к восьмидесятым годам, уже прошлого века, где нахожу то, что сидело во мне тогда, не давая покоя, заставляло погружаться в романтическую свободу, не только днем, но и ночью. Внутри что-то зрело, предполагалось, в груди рвалось. И теперь читая эти строки, я погрузился в молчание, где открылся ушедший миф, и теперь приведенный ожил, и в будущем прояснилось прошлое, которое предлагаю вам, на ваш сравнительный суд, где размышлять причина найдется, с коей разбираться вам самим.
Окунаясь, может быть в краски собственных тайников, в свое счастье, в свою любовь, в картину собственной жизни.
– История «Костер» достоверная, с возможной передачей тех же самых слов по памяти —
Ученице «А» класса школы 40 гор. Свердловска (ныне Екатеринбург) Уфимцевой Наталье Витальевне. к 50-летию. посвящаю этот рассказ.
(Н.У. + О.Б = Любовь)
Мне трудно выводить слова,
Слезы навернулись на глаза
Хоть и имею навыки жреца
Я вспомнил детство,
Где за девчонкой бегал резво
И пионерский лагерь был
Костер горел и пламенем нам говорил: —
Мечтайте, грезы в детский ум вмещайте,
Девчонкам дружбу в тайне предлагайте,
Играйте, любовь друг другу обещайте,
Наивностью духовной награждайте.
О, Боже, я! Что ж творю?
Жизнь толкаю к млечному огню,
Где память взрослому уже мужчине
