На окраине города стоял старинный особняк. Время оставило на нём свои следы: краска облупилась, окна были покрыты паутиной, а двери скрипели от малейшего дуновения ветра. Жители города думали, что в нём никто не живёт, опасались ходить возле него, думая, что на них что-нибудь упадёт.
Многие помнили, каким он был красивым, когда о нём заботились, любили и старались сделать ему приятное, прибирая его и обновляя краску. Сейчас в гостиной на первом этаже стояли старые, пыльные кресла и диваны, обтянутые потрескавшейся кожей. Большой камин, украшенный резными узорами, давно не горел, но внутри него всё ещё хранились поленья, как будто ожидавшие своего часа. Стены гостиной украшали потускневшие картины и семейные фотографии в рамочках. Лица людей были неразличимы, и только по костюмам можно было понять, что этим фото уже давно не один век.
Рядом с гостиной находилась столовая, где длинный деревянный стол был покрыт толстым слоем пыли. На нём стояли подсвечники с застывшими каплями воска и старая посуда, оставленная в спешке.
Одного взгляда хватало, чтобы понять, насколько одинок дом. Но стоило лучу солнца отправиться в путешествие по стенам и полу, а часам на городской башне начать свой отсчёт времени, как тяжёлый вздох проносился по всему первому этажу из дальней комнаты. Она была полной противоположностью всему дому. Пол был аккуратно вымыт и блестел так, будто его хотели превратить в зеркало и увидеть в нём отражение.
В правом углу комнаты стоял небольшой столик с вазой, полной свежих цветов. В левом располагался книжный шкаф, заполненный книгами, и большое зеркало. Посреди комнаты стояла большая кровать, на ней была гора подушек, накрытых одеялом.
Часы пробили второй раз, и гора зашевелилась. Из-под неё показалась чёрная мордочка кота Котофильда. Он медленно потянулся и глянул на часы.
– Четыреста двадцать минут ровно.
Котофильд не любил часы, время он считал минутами. Обнулял их только раз в день – в полночь.
– Четыреста двадцать минут ровно, – повторил кот и ещё раз потянулся. Часы на городской башне с ним были не согласны и остановились после седьмого удара.
Котофильд надел бархатный бордовый халат и вышел из комнаты. В коридоре он сразу перестал дышать, недовольно глянул на паутину в углу и на цыпочках побежал на кухню. Это была вторая чистая комната. Яркое утреннее солнце пробивалось через занавески на окне, заливая кухню тёплыми лучами. На блестящей столешнице аккуратно стояли чистые чашки и тарелки, а на плите мирно покоился белый чайник с синими цветами. Кот подошёл к шкафу и достал из него начищенную до блеска турку. Он насыпал две чайные ложки молотого кофе, добавил щепотку корицы и стручок ванили. Немного подумав, добавил ещё один. Кот налил в турку воды и поставил её на плиту.
Котофильд облокотился на столешницу и стал ждать. Только кофе начал подниматься, как раздался громкий стук, отвлекший хозяина дома. Кофе нетерпеливо выскочил из турки и, почувствовав свободу, потёк по плите.
– Какого мышатника! – выругался кот, с досадой смотря на коричневую лужу. Теперь придётся всё отмывать и заново варить. Утро было испорчено! Как, впрочем, и весь день.
Стук в дверь повторился.
– Что за безобразие! – Котофильд поднял подол халата и на цыпочках направился открывать дверь. Он старался идти медленно, но пыль всё равно поднималась и стремилась попасть к нему в нос, осесть на его халате. Котофильд чихнул. Непрошеный гость услышал чих и стал яростнее стучать в дверь. Кот не торопился. Он, по правде говоря, не очень любил, когда кто-то нарушал его покой. Идя к двери, Котофильд не переставал ворчать: «Кошачьи усы на макушку! Кто это там пришёл?» Он надеялся, что гости не дождутся и уйдут, оставив его в тишине, а он сможет насладиться кофе и тем самым перезаписать неудачно начавшееся утро.
