Глава первая
Везучий господин инженер
Доктор Земмельгоф старался вовсю, хотя и без малейшей суетливости, с чисто немецкой неторопливой обстоятельностью. Он там и сям прижимал к спине Бестужева широкий костяной раструб стетоскопа, уже успевший нагреться от долгого соприкосновения с живым телом, выстукивал повыше поясницы и пониже шеи костяшками коротких сильных пальцев, мял спину и бока, щупал суставы, сгибал-разгибал руки, заставлял приседать, заглядывал в глаза, оттянув веки. Все эти манипуляции затянулись надолго, но в конце концов окончились. Отступив на шаг, доктор совершенно по-наполеоновски скрестил руки на груди и, поигрывая густыми седыми бровями, разглядывал Бестужева с непонятным выражением лица. Бестужев, опустив руки, в одних больничных кальсонах унылого неопределенного цвета, стоял перед ним, чувствуя себя рекрутом на приемной комиссии. С врачами в качестве пациента ему приходилось, слава богу, сталкиваться крайне редко, и он всегда испытывал к ним легкую робость.
В иных профессиональных занятиях многое зависит от внешности. Доктор Земмельгоф производил впечатление несокрушимой надежности: низенький, кряжистый, с седой шевелюрой, седыми же кустистыми усами, скупой в движениях и непререкаемый в тоне. Надень на него мундир и немецкую каску «пиккельхаубе» – классический строгий полковник…
– Ну что же, господа-гусары-вскачь… – протянул наконец доктор. – Должен с радостью констатировать, любезный мой, что с точки зрения медицины вы абсолютно здоровы. Ваше, так сказать, невольное купание прошло совершенно без последствий. Никаких изменений и остаточных явлений в легких, вы крепки, господа-гусары-вскачь, как молодой дубок… Отрадно, отрадно. Рад видеть в вашем лице прекрасный образчик германского юноши, выходящего невредимым из серьезных испытаний. Мы ведь все германцы, не правда ли? Идет ли речь о рейхе или австрийских землях?
– Разумеется, – кивнул Бестужев, едва не рявкнув вместо этого «Так точно!».
– Отлично, отлично… – приговаривал доктор, убирая стетоскоп в черный футляр. – Можно полюбопытствовать, откуда у вас вот это? – он коснулся пальцем шрама на левой руке Бестужева повыше локтя. – Сразу видно, господа-гусары-вскачь, что это давнее ранение винтовочной пулей, прошедшей через мякоть…
– Несчастный случай на медвежьей охоте, – мгновенно нашелся Бестужев. – Случайный выстрел из карабина.
– Вот-вот-вот… – покивал доктор. – Пуля была выпущена из нарезного оружия и имела соответствующий калибр…
«Да уж конечно», – подумал Бестужев. Его единственное ранение в Японскую войну было причинено как раз пулей из японской «Арисака» – но доктора не следовало посвящать в такие тонкости, потому что австрийскому инженеру попросту негде было бы обзавестись таким увечьем…
– И вы, конечно, были на военной службе? – спросил доктор. – Не вздумайте отпираться, господа-гусары-вскачь, военную выправку, дающую себя знать через годы, я не могу не усмотреть. Я сам, знаете ли, служил в молодости – королевская баварская армия, десятый пехотный полк принца Людвига. Не приходилось слышать? Славный полк, создан в шестьсот восемьдесят втором году. Да и здесь, господа-гусары-вскачь, в качестве военного врача участвовал в кубинской кампании и мексиканском рейде. Отмечен военной медалью, – добавил он с нескрываемой гордостью истого тевтона, прямо-таки преклонявшегося перед официальными знаками отличия. – Вы служили, я же вижу…
– Вы невероятно проницательны, герр доктор, – сказал Бестужев аккуратно подбирая слова. – Пехотный полк его величества кайзера и короля, службу закончил унтер-офицером.
Разоблачения он не боялся: доктор Земмельгоф, во-первых, был германским баварцем, а во-вторых, жил на американской земле добрых четверть века, так что наверняка имел весьма слабое представление об австрийской армии, ну, а в крайнем случае всегда можно сослаться на тонкости армейской реорганизации, за которыми доктор вряд ли следит…
