Козье озеро. Притча о будущем

Эпиграф

«Зверь самый лютый жалости не чужд. Я чужд, так значит я не зверь»

Уильям Шекспир, Ричард III

Часть 1

Глава 1. Два стакана воды

— Брат Антоний… доложи, что у тебя произошло?

Антоний отрешённо отстегнул магазин и со стуком поставил винтовку рядом с ногой прикладом в пол. Ещё горячей от нагретого оружейного металла рукой, он медленно снял активные наушники для стрельбы, опустил голову и, ожидая неизбежного порицания, молчал.

Старший капеллан Никон подошёл ближе и встал рядом, сложив руки на груди. Антоний ощущал всей кожей его озадаченный взгляд.

— Три попадания и один выстрел ушёл вниз при стрельбе навскидку. Два попадания и два промаха при стрельбе сходу по неподвижным целям, четыре промаха и ноль попаданий при стрельбе сходу по движущимся целям. — Чтобы прорвать его внутреннюю самооборону, отец Никон наклонил голову вбок, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Может быть, заказать молебен о твоём здравии? Но только о каком? Физическом, психическом или духовном?

Но Антоний в душу себе войти не позволил.

— Отец Никон… благословите закончить упражнение и удалиться, — тихо проговорил он.

Капеллан Никон помолчал, с пристрастием вглядываясь в безжизненную бледность его лица, перевёл взгляд на монитор над ростовыми мишенями с «красными» результатами стрельбы и со вздохом сказал:

— Завтра не приходи. Прими совет: тебе нужен врач или исповедь. Оружие сдай в Арсенал.

— Я принял… – вполголоса ответил Антоний и отдал честь капеллану Никону, как старшему по званию, прижав кулак к сердцу и вскинув затем руку выше головы. Он развернулся на сто восемьдесят градусов через левое плечо и вышел из тира.

В раздевалке Антоний сменил цифровой камуфляж на монашескую рясу из грубого домотканого сукна и, накинув на голову глубокий капюшон, вышел из военно-спортивного комплекса в «райский сад». Свет тороида термоядерного солнца уже не слепил: его затеняло вечернее светотонирование высокого купола обители, смещая излучение в красный спектр. «Древо жизни» посреди «рая», уже сворачивало листья цвета маренго, прекращая накапливать световую энергию и само превращалось в излучатель энергии, которая служила источником жизни для всей обители. В оранжево-красном свете ствол «Древа» и его ветви отбрасывали причудливые тени. Сегодня Антонию они показались зловещими.

Ударили пять раз в било, созывая насельников обители на трапезу. Капеллан остановился под тенью листвы раскидистого инжирного дерева и несколько мгновений смотрел, как монахи покидают свои кельи, расположенные в монастырской стене, которая ограждала пространство обители от внешнего мира, и спешат в трапезную. Увидев своих послушников, он сначала с тревогой любящего родителя размышлял об их будущем, затем вышел из тени и двинулся за ними следом.

Войдя в трапезную, он сразу бросил взгляд на место, где стоял стол послушников отца Александра и, увидев, что его убрали, а столы сдвинули, поднял глаза на икону Спасителя и перекрестился.

От пережитого стресса есть он не мог. Напрасно послушники, за многие годы, проведенные вместе, научившиеся тонко чувствовать состояние друг друга, искали его взгляда, – он не хотел на них смотреть, чтобы взглядом не выдать тьму отчаяния своего сердца. Трапеза не была воскресной, и поэтому, по уставу обители, протекала как обычно: в полном молчании. Антоний насилу влил в себя несколько ложек монастырской белковой похлёбки и, пропев вместе со всеми благодарственные молитвы, надвинул на глаза капюшон и быстро направился к выходу.

Ему хотелось побыть одному, чтобы в огне молитвы принести Господу своё горе, утолить острую боль, и он направился по гранитной дорожке в укромное место в глубине «райского сада», но среди зарослей кизила его настиг Фостирий.