Он видел припорошенные снегом поле и
холм, с которого спускались вниз овцы. Они лениво тыкались мордами,
выбирая остатки замёрзшей травы, ветер раздувал жёсткую кудрявую
шерсть и приподнимал опавшие снежинки, обнажая тёмную землю. Однако
слышно не было ничего. Ни мягкой поступи овец, ни ветра, ни
чавканья животных. Ничего.
Эзра знал, что спит, он был твёрдо
уверен в этом. Много лет назад, когда ещё министр Филипп Ланге был
ребёнком, вампир читал ему книги о животных. Там были большие и
яркие картинки, на одной из которых изображался точно такой же холм
с овцами, только трава была ярко-зелёной и залитой солнечным
светом, а снега не было вовсе. В детской книжке всё происходило
погожим летним деньком, сейчас же Эзра видел перед собой унылую
позднюю осень с мокрой землёй и тяжёлым небом, будто присыпанным
порохом.
Наверняка, это подсознание сыграло с
юношей злую шутку, обратив утопичную картинку в мрачный пейзаж. Но
всё же, почему не было слышно никаких звуков?
Эзре стало не по себе. Он сделал
несколько шагов вперёд, но звука собственных шагов не услышал тоже.
Попробовал закричать, но не смог. Во рту почувствовался
металлический привкус, и вампир, наклонившись вперёд, сплюнул под
ноги кровь. Тело болело, а из-за осознания нереальности
происходящего, всё вокруг казалось особенно странным.
Юноша снова попробовал крикнуть, но
не услышал ни звука. В груди гадюкой завилась тревога. Эзра снова
взглянул на овец и ощутил страх. В них было что-то неправильное,
противоестественное: в том, как они жевали траву, в самой траве, в
красноватых проблесках тёмной земли под снегом и в тишине. Во всём
сквозило что-то злое, опасное.
Тишина казалась почти осязаемой,
живой. Она расползалась вокруг, захватывая всё больше пространства,
наполняла лёгкие, забиралась в рот ядовитыми щупальцами, застилала
глаза. Всё вокруг было сковано этой тишиной, словно путами.
Эзра зажмурился и потряс головой,
стараясь прогнать наваждение. Ему хотелось кричать и умолять
кого-то прекратить всё это. Вот только кого? Невидимого хозяина,
властвующего даже над его снами? Нет, так глубоко пустить в себя
корни Эзра не позволял никому, даже Амелии, даже собственному отцу.
Сны, пусть и кошмарные, оставались единственным прибежищем
относительной свободы.
Так кого же молить оборвать видение?
Собственное подсознание? Даже если бы оно было похоже на человека
из плоти и крови, если бы оно было похоже на Герольда, обладало
слухом, голосом и хотя бы зачатками милосердия, оно не
смилостивилось бы над Эзрой лишь потому, что он попросил об этом.
Поэтому оставалось только терпеть.
Юноша сделал ещё несколько
беззвучных шагов вперёд, подбираясь к овцам. Животные будто не
замечали его, увлечённые обедом, но вампир не мог избавиться от
чувства, что они притворяются, затаившись как паук на краю
паутины.
Вдруг тело стало тяжёлым, и Эзре
показалось, что его конечности отлиты из металла. Вампир попытался
пошевелиться, но не смог. Теперь он явственно ощущал, что лежит на
чём-то мягком. Сон рассеялся, и видение с овцами прошло, вампир
очнулся, но глаза открывать не спешил. Он снова мог слышать звуки и
понимал, что рядом с ним есть кто-то. Человек или вампир часто
дышал, а сердце его билось быстро как при волнении. Но кто это
был?
Юноша прислушался к собственным
ощущениям: всё тело болело как после побоев, при каждом вздохе боль
особенно сильно отдавала в левое плечо, но на перелом это похоже не
было. Мозг казался ватным и туго соображал, к горлу подступала
тошнота.
Эзра попытался вспомнить, что
произошло, но мысли путались. Что он наторил на этот раз? Чем так
сильно разозлил Герольда? Обычно хозяин всё-таки старался его не
калечить. Во всяком случае, без повода…
