***
Самолет шел на малой высоте. Заместитель наркома электростанций Григорий Николаевич Шумерский расположился в переднем правом кресле и смотрел в иллюминатор. Через проход от него дремал заместитель Хлопин, а сзади сидел офицер связи Лагутин. Вид безбрежных степей Поволжья убаюкивал, и монотонный ландшафт под крылом действовал, как снотворное. Повсюду видны были места недавних сражений на подступах фашистов к Волге. Подбитые танки, изуродованные пушки и грузовики, воронки от бомб и снарядов были похожи на раны, причиненные войной просторам Родины. Степь изобиловала и кровоточила этими ранами, но вопреки полученным «побоям» она уже зеленела изумрудом трав и вселяла надежду на скорую поправку.
Самолет К-5 был удобен для долгих перелетов, его салон в задней части имел туалет. Этот пассажирский лайнер, рассчитанный на восемь человек, регулярно предоставляло военное командование с тех пор, как Правительство СССР переехало из Москвы в Куйбышев. Единственным недостатком К-5 являлась его схожесть с «Юнкерсом» и были случаи, когда наши зенитчики принимали его за вражеский и даже открывали огонь. Пилоты матерились по радиосвязи и несколько раз повторяли свои позывные. Матерные выражения действовали на радистов ПВО надежнее любых кодировок и условностей, и быстро убеждали, что самолет, по которому открыли огонь – наш, советский.
Этим самолетом часто пользовался бывший нарком электростанций Андрей Иванович Летков, вылетавший на самые ответственные участки прифронтовой полосы. На нем летал и нынешний комиссар Дмитрий Георгиевич Жимерин. И тот и другой обязательно брали с собой Шумерского, потому что он курировал направление по эвакуации оборудования и на память знал, когда, с какой электростанции и куда эвакуирован тот или иной генератор, паровой котел или турбина.
Григорию Николаевичу невольно вспомнились тревожные октябрьские дни 1941 года, когда обстановка на московском направлении советско-германского фронта стала критической. Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии в середине октября ГКО СССР принял постановление №801 «Об эвакуации столицы СССР Москвы». Это решение было своевременным, но начало его реализации спровоцировало панику среди населения.
Первыми бросились выполнять постановление чиновники, которые пытались эвакуировать не только государственное, но и личное имущество. Вид автомашин, на которых партийная и государственная номенклатура пыталась сбежать на восток, вызывал у москвичей паническое настроение. Уезжающие руководители порой не оставляли ответственных лиц вместо себя, а также инструкций о дальнейших действиях. На предприятиях рабочих отправляли по домам, выдав жалование на месяц вперед.
16 октября 1941 года стал первым и пока единственным днём в истории, когда прекратил работу Московский метрополитен. Его готовили к разрушению в случае оккупации города немцами. С перебоями работал и остальной транспорт. Глядя на действия начальства, собирали свои пожитки и бежали из города рядовые граждане. Рязанское и Шоссе Энтузиастов были забиты людьми и машинами. В поезда практически невозможно было попасть. На улицах участились грабежи. Нападали на машины с вывозимым имуществом, растаскивали продукты из магазинов. Некоторые руководители предприятий, пользуясь обстановкой, пытались исчезнуть с казёнными деньгами. Москву заполняли слухи. В отсутствие официальной информации кто-то рассказывал, что уже появились немецкие танки то ли в Одинцово, то ли в районе Белорусского вокзала. Были и те, кто готовился встречать гитлеровцев как «освободителей».
