– Не пущу!
Царь Берендей с самого утра метал молнии, так что бояре, которых ни свет-ни заря подняли с теплых перин, сидели по лавкам в гриднице высокой, надвинув медвежьи шапки на самый лоб, но от грозного взгляда высокопоставленным особам было никак не скрыться.
– Я спрашивать не буду, отец!
Напротив грозно щурившегося правителя стоял стройный, широкоплечий юноша, с поразительно похожими на самого Берендея глазами серого цвета и таким же упрямым подбородком.
– Не для того я сына обрел, чтобы снова потерять!
Грозен был царь Тридевятого в гневе, -он так крепко стукнул кулаком по столу, что мирно стоявшая в стороне малахитовая чернильница опрокинулась, и алые чернила лужицей растеклись по накрахмаленной скатерти, но сей факт, впрочем, остался без внимания.
– Коль вся боярская дума разгадать не может, куда сия девица запропастилась – где уж тебе, юнцу, ее найти?
– Я с ним пойду!
Из-за резной колонны вышел еще один молодой человек в воинской одежде и расшитом бархатном плаще. Мягкой походкой он приблизился к сероглазому и встал подле, положив тяжелую ладонь на рукоять меча. Юноша был еще более статен и широкоплеч, чем первый, с копной золотистых волос и васильковыми глазами.
У Берендея от такой наглости аж дух захватило.
– И ты еще, смутьян! Вот вам мое царское слово-не пущу!
Он обратился к боярам, у которых от голода попеременно урчало в животах на весь тронный зал.
– Свободны! Все по домам, все равно толку от вас нет!
Два раза повторять слугам народа не пришлось, и зал мигом опустел, не считая троих вышеуказанных особ и ученого кота, опасливо выглядывающего из-за кресла.
– Есть идея! -мяукнул он…
Берендей все еще тяжело дышал, сжимая кулаки, но потом, слегка отдышавшись, он жестом приказал коту говорить, и тот сбивчиво затараторил, поправляя все время вползавшее с носа, пенсне:
–Царь-государь, они все равно пойдут Велимиру выручать, так?
Берендей помрачнел и буркнул себе под нос:
– Да с чего вы вообще взяли, что ее выручать надо? Может, она сама ушла!
– Не могла она без этого уйти! – Радим достал из рукава аккуратный свиток, и с первого взгляда царь узнал в нем тот, что две недели назад самолично вручил этой своевольной девице в благодарность за спасение Радима, своего единственного сына, из плена злой колдуньи Златы. Помнится, этой необычной грамоте, освобождающей ее от замужества по чьему-либо принуждению, Велимира была рада, как самому дорогому подарку на свете. Кто же, скажите на милость, мог подумать, что вздорная девица, попирающая вековые семейные устои, не успев отойти от дворца, – как будто сквозь землю провалилась, оставив злосчастную грамоту на ступеньках. Свиток подобрал не кто иной, как престарелый дворецкий Пахом, вышедший на минутку на улицу по служебной надобности.
– Совсем из-за этой девки помешались! –Берендей теперь уже не злился, а ворчал, глядя на обоих братьев, которые стояли, выражая собой немое упорство.
Он приказал позвать Пахома, и вскоре сухонький старичок в валенках бодро топал по мягким коврам тронного зала навстречу всей честной кампании.
– Не вели казнить, царь-батюшка, вели слово молвить! –громогласно объявил он и бухнулся ему в ноги.
Берендей малость опешил от такого обращения, Радим и Крас же подхватили старика под локти и чуть ли не силой усадили на лавку.
Старичок мотал седой головой и все порывался встать и выказать почтение. Братья уселись по обе стороны от старичка и выжидательно на него смотрели. Им пришлось нагнуться, потому как каждый даже сидя был выше его на целую голову.
– Рассказывай, что видел в тот день, когда девица Велимира пропала! –царственно приказал Берендей.
Пахом почесал затылок, припоминая события двухнедельной давности и шмыгнул носом.
