Мы плыли по реке – я и моя жена. Маленькая дюралевая лодка весело бежала по воде, задорно гудел мотор, вдалеке кричали чайки. Конец сентября, но некоторые деревья всё ещё стояли в зелёных нарядах, словно не желая с ними расставаться до самой зимы. Осень, недовольная их выкрутасами, торопливо раскрашивала остальные деревья в красные и жёлтые цвета, дав зелёным упрямцам небольшую фору. Воздух настолько прозрачен и свеж, что хотелось пить его огромными кружками, как парное молоко. Солнце добавляло этой картине очарования, а еле ощутимый ветерок доносил до нас запахи прелой листвы, земли и болотной сырости. По небу неторопливо, как огромные белые птицы, плыли облака, и можно было часами наблюдать за их метаморфозами, если бы не топляки. Давным-давно по реке сплавляли лес, и часть деревьев затонула. Потом некоторые из них всплыли одним концом на поверхность. Похожие на чёрные безглазые головы, они торчали тут и там, и не дай бог напороться на них случайно – мигом повредят обшивку или нарушат мотор.
Река извилистая, местами широкая. Кое-где она заросла трестой, так у нас называют тростник. По весне тресты совсем мало, её уносит льдом, а за лето она снова вырастает, смыкается плотными рядами и образует островки, где любят гнездиться утки и гуси. Осенью высохшая треста тихо шелестит под веянием ветра, словно шепчет о чём-то. Иногда жена просила остановиться, я глушил мотор, и мы фотографировали. Было так тихо, что не хотелось говорить, казалось, что звуки человеческого голоса нарушат эту гармонию, и она навсегда исчезнет, оставив после себя мрак.
Мы плыли дальше. Плыли к тому месту, где когда-то провели медовый месяц – к старому деревенскому дому с резными ставнями. Жена сидела по центру лодки и показывала рукой топляки. И кто-то маленький и вредный ворочался у меня внутри, он хотел крикнуть капризно и грубо: «Я сам вижу, не слепой!» Но я одёргивал его, усаживал на место и молчал, думая о том, какая же у меня красивая жена и сколько в ней заботы и терпения. Она не дремала, хотя мы проснулись очень рано, а внимательно смотрела на воду, подмечая чёрные «мины». И тот вредный внутри вдруг успокаивался и переставал ворчать. Сердце наполнилось светлой радостью, мне казалось, что река эта – не простая. И что топляки и островки тресты – это неприятности, подстерегающие на пути. Въедешь в тресту, и тебя накроет злостью или отчаянием. Напорешься на топляк – пропадёшь вовсе… И вот, мы приблизились к первому повороту реки. Я вспомнил время, когда плыл на лодке один. Когда я только появился на свет Божий и издал первый крик. Крик отчаяния.
Глава 1. Хотели девочку, а родился я
Я родился зимой, в канун Старого Нового года. Меня назвали Виктором – в честь деда. Уже позднее я узнал эту историю. Дед всю свою жизнь работал водителем автобуса. Он мотался на стареньком ПАЗике по всему району, не зная выходных. Медали и грамоты, уважение и почёт – всё это не могло заменить здоровья. Дед был безотказным человеком, и некоторые этим пользовались без зазрения совести. Однажды он поехал в рейс после бани, в выходной. Нужно было заменить коллегу, который решил расслабиться и напился вдрызг. Таких случаев было много, и через некоторое время дед, неожиданно для всех, заболел. Подозрение на рак. Отправляя анализы в областной центр, он успокаивал бабушку:
– Не волнуйся, милая! Рак лечится, главное, чтобы не саркома!
И вдруг ответ, словно приговор – саркома горла…
Дед сразу сдал, уволился с работы и целыми днями сидел дома, погрузившись в свою беду, словно в омут. И бабушка, пытаясь его расшевелить, вытащить, отвлечь от тяжких дум, купила гармонь. Двухрядку. Это помогло на какое-то время, дед заметно повеселел. Через месяц он уже наигрывал простые мелодии, музыка спасла его, вытащила из мрака. Но болезнь оказалась сильней. И в тот момент на свет появился я.
