А всё началось с фейсбука. С того, что мне захотелось поздравить моего друга поэта Олега Чухонцева, пригласив читателей насладиться его стихотворением.
Некоторое время я помещал стихи или отрывки из прозы известных поэтов и прозаиков, с которыми был некогда знаком. Выпадала подходящая календарная дата, и я её таким образом отмечал.
Но потом мне самому интересней стало рассказывать о том, каким я знал того или иного писателя или каким он мне представляется, чем он обогатил литературу и, стало быть, необходим читателю.
Тем более что больше 40 лет я работал в периодической печати.
Наконец, я добавил к этому и тех писателей, которых лично знать не мог, но о которых у меня сложилось совершенно определённое мнение. Этим мнением я делился со студентами Литературного института и Московского педагогического государственного университета, где профессорствовал.
Я благодарен многим моим друзьям по фейсбуку за замечания и исправления, которые они вносили в мой текст. Особая благодарность – Евгению Юрьевичу Сидорову, Владимиру Ивановичу Новикову, Марату Рустамовичу Гизатулину, Николаю Аркадьевичу Анастасьеву.
Анатолий Владимирович Жигулин (родился 1 января 1930 года) пришёл в «Литературную газету», рекомендованный Леонардом Иллариновичем Лавлинским, инструктором ЦК КПСС, бывшим коллегой Евгения Алексеевича Кривицкого, который перешёл к нам из ЦК на должность зама главного редактора – куратора первой тетрадки газеты, куда входил и наш отдел литературы.
И Жигулину казалось, что он пришёл в газету надолго. Помню, как, впервые оказавшись на редколлегии, он старательно пересказывал содержание романа Николая Кочина, опубликованного в «Волге».
– И как написано? – устал слушать Жигулина Чаковский.
– Скучновато, – простодушно ответил тот.
– Так что же вы нам морочите голову! – рассердился Чаковский. – Вы что предлагаете? Отрицательную рецензию?
– Нет, отрицательную не нужно, – просительно сказал Жигулин. – Автор всё-таки старый человек.
– А на положительную не тянет? – раздражённо спросил Чаковский. И рассвирепел: – Так для чего полчаса вы пересказывали нудягу. Это ваша недоработка! – накинулся он на зава отдела литературы Юрия Буртина. – Вы собираетесь перед редколлегией, обсуждаете журналы?
– Собираемся и обсуждаем, – ответил Буртин.
– И что вы решили по поводу Кочина?
– Что следует пройти мимо этого романа, не заметить его.
– Я как раз и хотел закончить этим предложением, – миролюбиво вставил Жигулин.
– А рассказывали так, будто прочитали Дюма! Для чего говорить так много, – бушевал Чаковский, – если предлагаете так мало? Почему вы не объяснили этого новому сотруднику? – снова накинулся он на Буртина.
Я, сидевший с Жигулиным в одной комнате, подружился с ним сразу: меня захватила биография Толи.
Со студенческой скамьи Воронежского лесного института его отправили на Колыму как антисоветчика за создание вместе с несколькими единомышленниками некоего кружка «правильных» коммунистов, который они именовали коммунистической партией молодёжи. Кружок был довольно невинным: они собирались для чтения Маркса, Ленина, Сталина, но мотавшие им сроки следователи быстро смекнули, какую материальную выгоду можно извлечь из дела о создании новой «партии» – тягчайшему по тем временам преступлению. И извлекли – одни получили повышение, других даже перевели из Воронежа в Москву. А Жигулин с друзьями получили по 25 лет лагерей.
Лагерь Толю сломал. Выйдя на свободу, он начал пить много и постоянно.
Он появлялся в нашей комнате в длинном плаще с глубокими карманами, доставал из кармана бутылку.
– Будешь, – спрашивал он меня, срывая язычок с пробкой.
– Ну что ты, Толя, – говорил я ему. – Ведь сейчас только одиннадцатый час.
