Вениамин Кисилевский
КУДА НЕ НАДО
Вместо предисловия
Это настолько давний, настолько избитый прием, что прибегать к
нему без крайней на то надобности по меньшей мере не гоже. Примеров
тому не счесть. К автору вдруг попадает чья-то рукопись, и он,
автор, всего лишь предлагает читателю это «случайно» обретенное им
чужое творение. Чаще всего – когда речь ведется о событиях,
участником или свидетелем которых автор по разным причинам быть не
мог. Очень выгодная, кстати, позиция: и сюжет, и мастерство
изложения к автору будто бы прямого отношения не имеют, за все
просчеты и ляпы ответственности он не несет.
Сейчас этим грешу я – пользуюсь дневником тринадцатилетнего
мальчишки, а вел он его почти четверть века назад. Могу даже
сказать точно: в 1991 году. Но разница, причем очень существенная,
в том, что мальчишка этот – я сам. Это мой дневник. Одна из
нескольких «общих» тетрадок, которые, уверен я был, давно уже не
существуют. Эта же каким-то чудом уцелела, наткнулся я на нее,
роясь в поисках затерявшейся папки в старом чемодане, где хранился
годами копившийся бумажный хлам. Во всяком случае, не помню, чтобы
я (а кроме меня больше некому) клал ее туда. И где тогда остальные
тетрадки?
Дневник этот читал я с не ослабевавшим интересом. Любопытны мне
были не только сочиненные мною когда-то стихи, перемежавшие
страницы дневника, но и подзабывшиеся уже реалии того времени:
больничные многоразовые шприцы и капельницы, например, или те
прежние цены, как вообще жили мы, чем дорожили. То переломное,
раздрайное время, когда вечерами вся страна зачарованно приникала к
телеэкранам, когда внимать каждому слову программы «Время» сродни
было чуть ли не религиозному обряду, а «Комсомольская правда»
была когда-то любимой газетой.
И эти странные, мистические совпадения. Мне сейчас столько же
лет, сколько было тогда моему отцу. И у меня тоже теперь сын и дочь
того же примерно возраста, как тогда у меня и у сестренки. Читал,
вспоминал, дивился самому себе тринадцатилетнему, порой не
верилось, что все именно так со мной происходило, что мог я
так думать, так поступать. То досадовал на него (себя), то
сопереживал, сочувствовал. А потом решил, что неплохо бы
опубликовать этот его-мой дневник. Что почитать это нынешним
его-моим сверстникам было бы интересно, да и полезно, думаю,
тоже.
Долго размышлял я, как технически это исполнить. Проблемы
возникали, чего ни коснись. Тем более что нередко писался дневник
урывками, с сокращениями, зачастую наспех, не всегда внятно.
Кое-что, сугубо личное, вообще никому другому знать не
положено. И – самое, пожалуй, главное: каким языком это написать.
Хотелось сохранить стиль, тональность того тринадцатилетнего
мальчишки, иначе вся эта затея теряла бы не только достоверность,
но и смысл. Кому адресовать? Такому же подростку? Человеку
взрослому? История далеко ведь не детская, этически сомнительная, а
герои ее люди не придуманные - родные, близкие мне люди, которые ко
всему прочему повесть эту и прочитать могут.
Получилось в итоге так, как получилось, не мне судить.
Могу лишь заверить, что нигде не погрешил я против истины, описал
все, как было, разве что предпочел дневниковому жанр повести и
придал ей литературный, читаемый вид. Ну и, конечно же, да это и по
тексту заметно, присовокупил я кое-какие помнившиеся события,
подробности, необходимые для хода, цельности повествования, но сути
принципиально не менявшие.
