Автор выражает искреннюю благодарность
Марине Константиновой, Алексею Могилевскому, Дмитрию и Елене Тихоступ,
Ольге Мироновой и Марие Узиковой за помощь в создании этого проекта.
Аргентинский мальчик, который обожает футбол, пожилой профессор истории МГУ, российский бизнесмен-миллионер и свободный художник – маргинал, молодая женщина из племени майя, ожидающая ребенка, и… великий физик Никола Тесла. Их всех, живущих в разное время и в разных местах, словно бы сводит черный каучуковый мяч, преисполненный мистическими, необъяснимыми свойствами. Но крепко держать этот мяч в руках – одно, совсем другое дело – отказаться от него.
Михаил Уржаков собирает свою книгу, словно мозаику, и читатель, втянутый в этот процесс, становится соучастником великолепной, вполне азартной игры, угадывая ходы и принимая пасы. Чем кончится эта игра? Кто в ней победитель?
© Михаил Уржаков, 2016
© Елена Тихоступ, обложка, 2016
…устрица не ведает, кому
принадлежит ее жемчужина.
Конфуций
«Идите к обрыву», – сказал он.
Они ответили: «Мы боимся».
«Идите к обрыву», – сказал он.
Они подошли.
Он толкнул их…
…и они взлетели.
Гийом Аполлинер
– Костя-ааа! Ко-оость! Костя-аан! Пофли фуубо-о-ол игхать! Выходи во двох!
– Ма-а-а-альчик, отойди от машины! Не прислоняйся к машине, ма-а-альчик! Отойди от ма-а-ашины!
– Что вы орете на мальчишку, Рудольф Самуилович! Кому ваша «копейка» нужна! Сашенька! Костя спит! С папкой рыбачить с утра раннего ездили, поздно вернулись. Давайте без него там попинайте. А после обеда еще его покричи, может, он встанет. Или завтра поиграете – каникулы же!
– Ла-ана, Те-ооть Рии-ит!
– Мальчик, отойди от машины!
70°4’36»N
170°51’20»E
Чукотка, Чаунский район, 167 километров к северу от поселка Вумалка.
4 ноября 1997 года
«…сто двадцать семь, сто двадцать восемь, сто двадцать девять, сто тридцать… Прости, больше не могу. Дай мне передохнуть… как дал вчера, а может, два дня назад, или три… а скорей всего, два часа назад. Кто его разберет, это застывшее время? И мой застывший в этой метели путь… Мы ведь люди. А люди не песок, мы можем идти против ветра, пока хватает сил. Опять философствую. Иди и молчи… сто тридцать один, сто тридцать два… Еще немного до ста сорока шагов – и… спать».
Путник в одежде, похожей на скафандр из папье-маше, бормоча под нос понятные только ему слова, брел сквозь сбивающую с ног пургу, сквозь сугробы, жестокий мороз и непроглядную темень. Он не смотрел вперед или по сторонам, он шел, словно по выверенному пути. Из прорех балахона ветер рвал клочками птичий пух.
«…сто тридцать три…»
Человек устало остановился. «Кулуангва, давай договоримся, что завтра я пройду на семь шагов больше, чем сегодня. А сейчас я должен лечь, просто должен лечь…»
Отвернувшись от ветра, он неуклюже, боком повалился в сугроб, поджал под себя колени, не переставая крепко обхватывать себя руками, будто страшась расстаться с самим собой. Ураган сразу же начал укрывать снегом его плечи, голову в мешковатом капюшоне, ноги в порванных на коленях бесформенных штанах, его странного вида кожаную сумку, напоминающую саквояж, перехваченную за спиной, будто ремнями, лоскутами кожи.
«…сто тридцать четыре…»
Онемевшими от мороза руками путник с большим трудом разорвал на груди бумажный комбинезон и вытащил нечто, напоминающее черный клубок. Или, может, кокосовый орех? Но нет, это явно не было вязальным клубком, не было оно и экзотическим плодом. Это был черный, слегка потерявший форму… мяч? Кто-то сильно погрыз его: на боках виднелись бороздки, словно бы усердные мыши изучали неведомое нечто, оказавшееся на их пути. Кроме того, предмет отмечало небольшое круглое клеймо с изображением странного пляшущего человечка, окаймленного непонятными знаками. Подобными клеймами в других краях прижигают крупнорогатый скот и лошадей, перед тем как пустить в стадо.
