В стане кохтэ было тихо. Ночь перед походом — всегда самая
тревожная. Жены обнимают своих мужей перед тем, как отпустить их в
бой, на доблестную смерть или на великую победу. Мужчины спят в
своих шатрах — неизвестно, где им суждено уснуть в следующий раз.
Костры потушены, дети давно уложены, даже собаки не брешут,
затихли.
Разве что зашелестит полог, впуская юную деву, желающую
попрощаться с возлюбленным, или проскользнёт темная тень между
шатрами. То не тать крадётся в ночи, в народе кохтэ отродясь не
бывало воров. Кто же у братьев и сестёр ворует? То не спится
Листян, юной сестре Великого хана. А оттого ей не спится, что
совесть нечиста.
Девушка и сама не понимает, что ее тревожит. Вроде бы все
предельно ясно: с раннего утра уходит в поход на моров войско
кохтэ, возглавляемое ее братом Баяром. Так правильно, так нужно,
так было испокон веков: степняки уходили за добычей в чужие земли.
Возвращались не все. Но Баяр не зря звался Великим ханом. Он был
умён и удачлив. Листян в брате не сомневалась нисколько.
И все равно терзалась.
Не спалось ей. Ворочалась, вздыхала, разбудила Илгыз — вдову
старшего брата. Та злым шепотом Листян отчитала, пришлось уйти. И
правильно, прогуляться в одиночестве не помешает. Она пошла к
древнему кругу из камней, называемому Тойрог. Там лучше всего
думалось и отменно успокаивался дух. Было ещё холодно, Лис куталась
в меха. Земля была твёрдой, трава только-только проклёвывалась.
Девушка провела пальцами по древним шершавым камням, видевшим
столько странного, сколько обычный человек и вместить в себя не
может, улыбнулась про себя. Хорошо. Завтра все изменится. Тот, кто
тревожит ее совесть, покинет стан вместе с войском.
— Я так и знал, что найду тебя здесь.
Девушка вздрогнула всем телом и обхватила плечи руками. Ей
хотелось съежиться, спрятаться, раствориться в старых камнях, но
увы – немыслимо.
— Ты меня искал?
В темноте мужчина казался даже красивым: высокий, молодой,
сильный. Не сверкают нестерпимой рыжиной его волосы, не видно
веснушек, не заметна юношеская нескладность. Листян его
разглядывала – не прятать же теперь глаза? Гордость не
позволяла.
— Знаешь же, что не уеду, не попрощавшись.
Да, знала. Потому и пряталась. И нужно было немного потерпеть,
но терпеть Листян не умела совершенно.
Промолчала, старательно разглядывая в темноте травинки.
— Будь моей женой, Листян. Я хочу, чтобы ты была только моей.
Всегда.
— Зачем? – И снова она знала ответ, но не могла отказать себе в
удовольствии его услышать.
— Я тебя люблю. Как солнце, как небо, как ветер. Как дождь в
жаркий полдень в середине лета.
— Я… не люблю тебя, Наран, – и это она ему уже говорила.
— Моей любви на двоих хватит. Я вернусь к тебе, Лис.
— Конечно, вернешься, – о, в этом она не сомневалась. Таких
зануд даже смерть не берет.
— Дождись меня. Не… обещай себя другому.
— Ох, Наран! – Листян раздраженно притопнула ножкой. – Вот тут
обещаю. Пока Баяр не вернется, не выйду замуж, уж будь уверен.
Он шагнул к ней, пристально вглядываясь в лицо невозможной этой
девушки, любви своей безумной, иссушающей, мучительной – и прильнул
губами к ее губам. Она вырвалась, шипя, как дикая кошка, сверкнула
глазами и бросила гневно:
— Спасибо скажи, что не ударила ножом! Не будь ты другом моего
брата, я бы тебя убила!
И убежала, растворилась в ночи.
Наран оперся дрожащей рукой на старый холодный камень, прикрыл
глаза обессиленно. Она сказала правду: будь на его месте кто-то
другой, не сносить бы ему головы за такой проступок. Никто не смеет
женщину принуждать к близости, а поцелуй его можно расценивать
именно так. Но Наран был когда-то ее женихом – почти год. И обнимал
ее, и целовал даже несколько раз. И Баяр все прекрасно понимал. Да,
скорее, уж Листян окажется виноватой – снова. Наран без труда мог
представить всегда дело так, как ему было выгодно. Говорить он
умел, убеждать – еще лучше. И Листян перед всеми представить бы
смог непроходимою дурой, наблагодарной и избалованной, а себя –
гордым влюбленным героем, достойным лучшего. Вот только ближе они
от этого не станут. И снова он ни на шаг не приблизился к своей
мечте. Опять все испортил.
