Я бодро ковыляла по лесу и выразительно материлась себе под нос.
Под нос – потому что лес был не знакомый и кто его знает, какие
здесь звери водятся. Я, конечно, только белку видела, но вдруг тут
кто покрупнее есть? Не материться и вовсе не получалось, я все же
не леди, а обычная женщина. К тому же безработная. Чуть ли не
маргинал.
Удобнейшие в момент покупки кроссовки жали во всех местах. Ноги
были мокрые и холодные – бодрящее сочетание. Куртка до пояса – тоже
не самый удобный вариант для прогулки. Это в метро хорошо, тепло и
не дует. А когда скачешь по кочкам, она постоянно задирается,
оголяя поясницу. В моем почтенном возрасте за здоровьем надо
следить особенно тщательно. К тому же почки не казенные, они и так
значительно подпорчены неумеренным потреблением алкоголя и жесткой
московской водицей. Не хватало мне сейчас их продуть. Тогда я точно
вылечу с этого несчастного шоу на выживание.
Исходя из логики, меня не должны закинуть совсем уж в тайгу за
много километров от цивилизации, да и растительность была наша,
среднерусская. Сосны там, ели, папоротники всякие. Пару раз видела
и грибы, похожие на съедобные. Но сырые грибы едят только белки и
ёжики, а спичек у меня не было. Да и отличить белый гриб от ложного
я не смогу.
Во всяком случае, организаторы не обманули: апатию и сожаления о
прошлом как рукой сняло. Вон как скачу по кочкам, словно мне и не
стукнуло вчера сорок.
- Не звони мне больше, слышишь? Я не хочу тебя знать. Никогда.
Как ты вообще узнала этот номер?
- Маша, послушай...
- Забудь! У тебя нет дочери и никогда не было. Живи своей
жизнью, а меня оставь в покое!
Я сжала телефон в руках, не в силах слышать ее голоса. Было
больно. Говорят, время лечит. Это не так. Ни черта оно не лечит. С
каждым днём всё больнее.
Маша, доченька моя! Почему ты так со мной?
Впрочем, мне ли не знать! Предала, продалась, прогнулась!
Я родила дочь в семнадцать лет от папиного друга.
Отец орал, мать рыдала. Еще бы - дочь мэра города, образцовая
семья - и такой скандал!
Я ведь была такой тихой, такой послушной девочкой... Умная, как
папа, красивая, как мама. Круглая отличница, участница конкурса
мисс города. Не победительница - это было бы слишком вызывающе, но
приз зрительских симпатий был мой. Я собиралась поступать в
медицинский, выбрала вуз, занималась с репетиторами. И тут все
планы пошли прахом.
Я так и не призналась, кто Машин отец.
Я сбежала из дома.
Я спала с парнями за кров и еду.
Я уехала в Москву с дагестанцем Замиром. Всё же я была
по-прежнему молода и красива. Правда, оказалось, что в Москве у
него не только братья, но и жена с детьми, но я была не в обиде. Он
помог мне найти квартиру и устроил на работу в шашлычку.
Мне всегда нравилось готовить. Еще в родительском доме я
научилась печь торты и даже сходила на несколько мастер-классов.
Оказалось, торты могут приносить некоторый доход, особенно если у
тебя на руках постоянно болеющий ребенок. Сначала мою выпечку
заказывала родня Замира, потом я нашла работу в кафе поближе к
дому. Пару раз приносила торты на работу, руководство попробовало и
ему понравилось. Через два года я была главным кондитером в
кафе.
Машка много болела, росла капризным и упрямым ребенком. Сейчас я
понимаю, что ей было мало моего внимания, вот она и закатывала
истерики. Но мне едва исполнился двадцать один год, я неплохо
зарабатывала, но очень уставала. Приходила домой, хотела посидеть в
тишине, а дочь требовала с ней рисовать, играть, рассказывать
сказки. Я была плохой матерью.
Когда Маша пошла в школу, наши отношения были далеки от
идеальных. Мы почти не разговаривали, постоянно ссорились, спорили.
Я пыталась покупать ей игрушки и красивую одежду, предлагала
сходить в кино, но после краткого момента перемирия война
начиналась с новыми силами.
