В третий раз ударил колокол над Красной площадью Бергорода. И
снова град оставался сиротой: народ бесновался, вопил, топал ногами
и свистел, а князя так и не избрал. Криков и шума было одинаково
что за старого Никиту Кожевника, что за хитрого Василия Правого,
что за юного Ольга Бурого.
Вернее сказать, никто не был народу люб. И не помогли даже
нанятые «свистуны». У каждого из соперников были свои недостатки.
Один слишком стар и медленнен что на слово, что на дело.
Осторожность — оно и неплохо, когда она в разумных пределах, но в
битве али в переговорах медлительность может подвести под плаху.
Второй слыл хитрецом и обманщиком, да благо бы чужих обводил вокруг
пальца, так и друзья ему были не друзья, а лишь средство достижения
цели. А что до Ольга… всем хорош, казалось бы, но где это видано,
чтобы князем ставили юнца, у которого только-только борода начала
расти? И что с того, что Ольг крепок как дуб и силён как бер? Сила
— это неплохо, но жизненный опыт и мудрость важнее.
Вот пришёл бы на «Сговор» Андрий Силянович… тут ещё могли люди
пошуметь за него. Но Андрий как-то уж очень неудачно сломал ногу,
грохнувшись с крыльца, да добре бы просто сломал, так нет, пьян был
при этом как свинья и распевал похабные песни. Кому ж такой князь
сдался?
Ну а вообще бергородцы не зря не спешили выбрать хозяина: их
вполне устраивал Совет посадских. От каждого конца выбирался
«старший», разумеется, боярин, да побогаче, породовитее, который и
вершил все суды на «своих» улицах. А что касалось вопросов
серьезных, затрагивающих весь город в целом, то решали как раз
советом.
Решали скверно: денег в городской казне давно уж не было.
Торговцы не платили дань, им дешевле выходило сунуть кошель серебра
нескольким «старшим» и получить грамоту, что дозволяла не платить
налог. И если цены они ещё держали в разумных пределах, жителей не
обирая (а попробуй завысь — люди не дураки, они в Лисгороде будут
те же шкуры и сыры покупать), то в казну не шло совершенно ничего.
То же касалось и штрафов: «денежные» наказания с легкостью
заменялись палками или плетью, вот только должник по древнему
закону покупал себе «замену». И снова выходило дешевле подставить
под плеть плечи бедняка за пару кусов, а то и миску каши, чем
платить виру.
Мостовая давно была разбита, княжьи палаты зарастали паутиной,
городская дружина доедала хлеб без соли, а пожарной бригаде не
платили, и они сидели по домам. Благо, пожаров крупных не
случалось, а небольшие тушили всем миром. Но зато и поборов почти
не было, и жители чувствовали себя в безопасности. В своих «концах»
старшие старались соблюдать порядок и не допускать драк,
смертоубийств и сильных разрушений, потому что потерять людское
доверие, а следом и хлебное место очень легко. А вот отмыться от
разговоров за спиной почти невозможно.
Приди на Бергород враг — город бы выстоял от силы неделю, да и
то благодаря тем боярам, у которых ещё сохранялись личные дружины.
Строго говоря, больше полудюжины воинов держать при подворье
запрещалось уставом, но нигде не было написано, что конюх или
трубочист не должен уметь драться. Не дружинник и ладно, неважно,
что у него меч на бедре и что в трубу едва влезет одна его нога.
Трубочист и точка.
Ольг все это видел и зубами от злости скрипел. Он никак не мог
усидеть на месте. Жизнь в нем просто выплескивалась через край, он
горел огнём, мечтая навести в «своём» княжестве порядок. Он
сможет.
Юноша был упрям и сокрушительно уверен в себе, а люди были
слепы. Как они до сих пор не поняли, что возраст для князя — дело
наживное? И что с того, что ему всего двадцать два года? Он битв
видел за свои зимы больше, чем любой боярин Бергорода. Верхом он
ездил так давно, что и не помнит себя без лошади, на своих двух. Из
лука стрелял как настоящий кохтэ, мечом сражался так же славно, как
воевода князя Вольского.
