Пролог: Шорох Ветвей и Блеск Сорокиного Глаза
Я всегда считал себя человеком обыкновенным. Не героем романа, не художником, чье имя гремит по галереям, и уж точно не бунтарем, способным перевернуть мир. Просто винтик в огромной, хорошо смазанной машине повседневности. Моя жизнь, подобно пожелтевшей газетной вырезке, была предсказуемой, скучной и до боли знакомой. Утро – кофе – метро – офис – метро – ужин – сон. И так по кругу, год за годом, пока само существование не начало казаться чем-то вроде приговора.
Париж, с его огнями, шумом и бесконечными историями, был для меня лишь фоном. Красивой, да, но всего лишь декорацией к моей собственной, невыразительной драме. Я ходил по его улицам, видел влюбленные пары, слышал смех из уличных кафе, чувствовал аромат свежеиспеченных круассанов, но все это проходило мимо, не оставляя следа на душе. Я был зрителем в собственной жизни, отстраненным и безучастным. Мир вокруг кипел, а я варился в собственном соку, ощущая себя прозрачным, едва заметным пятном на холсте бытия. Мои мечты? Они давно покрылись толстым слоем пыли, а амбиции? Кажется, я где-то их потерял, среди бумаг и отчетов, безвозвратно. Я жил на автопилоте, по привычке, без искры, без настоящего вкуса к жизни.
Именно в таком состоянии я и оказался на самой макушке Эйфелевой башни. Не в поисках вдохновения, нет. Скорее, от отчаяния, от смутного желания хотя бы на мгновение вырваться из своей скорлупы, почувствовать что-то, кроме этой удушающей повседневности. Ветер трепал волосы, Париж раскинулся подо мной как мерцающее одеяло, но даже эта величественная панорама не пробуждала в душе ничего, кроме легкой усталости.
И тут она появилась. Сорока. Неожиданно, словно из ниоткуда, она приземлилась на металлическую балку всего в паре метров от меня. Обычная сорока, черно-белая, с длинным хвостом и характерной повадкой. Я бы и не обратил на нее внимания, если бы не ее глаз. Он блеснул. Не просто отразил свет, а вспыхнул, как осколок истины, как нечто, до этого момента скрытое от меня. В этом крошечном, угольно-черном зрачке я увидел не просто птицу, а нечто большее. Не знаю, что это было. Возможно, это была моя собственная проекция, отражение давно забытого стремления к чему-то настоящему. Или же это был первый, едва уловимый толчок к пробуждению.
Это был не просто взгляд. Это был вызов. Или, возможно, приглашение. Приглашение увидеть мир не таким, каким я привык его видеть, а таким, каков он есть на самом деле, со всей его абсурдностью и гениальностью. Я почувствовал легкое покалывание, едва заметное, но пронзительное, словно тонкая игла коснулась замерзшего нерва. Что-то сдвинулось внутри меня, что-то изменилось. Тогда я еще не знал, что эта встреча, этот мимолетный взгляд в сорочий глаз, станет отправной точкой моего полного перерождения. Я не подозревал, что Париж перестанет быть фоном, а сорока – просто птицей. Я понятия не имел, что моя скучная, предсказуемая жизнь вот-вот совершит крутой вираж, и я больше никогда не буду прежним. Все только начиналось.
Часть 1: Зеркало Разбитой Реальности
Глава 1: Фрагменты Отражения
До встречи с сорокой моя жизнь была похожа на идеально отшлифованное, но наглухо закрытое зеркало. Оно отражало все вокруг – улицы Парижа, лица прохожих, даже мое собственное – но ничего из этого не проникало внутрь, не оставляло следа. Я был там, но не присутствовал. Я видел, но не замечал. Я слышал, но не слушал. Это было существование, лишенное глубины, не наполненное смыслом, просто набор дней, перетекающих один в другой с монотонностью старых часов.
Моя рутина была моим якорем и моей тюрьмой. Каждый день начинался с одного и того же ритуала: звонок будильника, который я ненавидел, но без которого не мог проснуться; быстрый душ, вода которого не смывала усталость, а лишь немного бодрила; чашка горького кофе, сваренного на скорую руку; и поспешный путь к метро. Под землей, в этом гудящем тоннеле, я чувствовал себя частью огромного, безликого организма. Я вливался в толпу таких же, как я, не поднимая глаз, чтобы ни с кем не встретиться взглядом, чтобы не нарушить негласный договор о взаимном равнодушии. Офис, с его серыми перегородками и бесконечным шумом клавиатур, был вершиной моей рутины. Я занимался какой-то работой, о которой даже сейчас толком не могу сказать, в чем был ее смысл. Цифры, отчеты, электронные письма – все это было частью моей
