В большой светлой спальне было темно
и душно, несмотря на утренний час. Римские бордовые шторы на окнах
были опущены. На широкой двуспальной кровати из массива сосны спал
юноша, зарывшись в простынях. Одежда небрежно висела на
прикроватной тумбочке, накрыв собой работающий ноутбук. Парень спал
так крепко, что не услышал цокающих каблуков за дверью и негромкого
стука в дверь. Он лишь повернулся на правый бок, обнимая подушку в
золотистой наволочке. Стук в дверь повторился, уже более громкий и
настойчивый.
За дверью стояла экономка,
полноватая женщина лет пятидесяти пяти, опрятная, одетая в простое
голубое платье и белый фартук. Вздохнув, она развернулась и пошла
обратно к лестнице, ведущей на первый этаж. Хоть ей и было
приказано его разбудить, она пожалела мальчика. Вчера был его день
рожденья. Ему исполнилось семнадцать. Она с улыбкой вспомнила его
еще совсем маленьким, маленьким разбойником. Хозяйский сынок был
настоящим оторвой, но она была очень привязана к нему, ведь своих
детей она не имела. Проработав экономкой в этой семье двенадцать
лет, она полюбила их и считала радостью заботиться и об их
сыне.
Спустившись вниз, экономка
отправилась на кухню. Сварив кофе для хозяев, она разлила его в две
красивые фарфоровые чашки и поставила на небольшой серебряный
поднос. Туда же отправилась тарелка с еще теплыми булочками,
масленка, розетка с кленовым сиропом, два небольших ножа с круглым
носом и салфетки. Все это она понесла в гостинную, обставленную со
вкусом, как и все в доме известного московского банкира Льва
Давыдова.
Лев Давыдов в домашнем халате и в
шлепанцах на босу ногу сидел на диване перед камином, над которым
висел огромный экран. Телевизор был включен на канале фэшн тиви, но
он его не интересовал. Лев читал новый выпуск журнала «Forbes», где
было напечатано его недавнее интервью. Неделю назад он вернулся из
Сан-Франциско, где уже давно налаживал бизнес. На базе
Стэнфордского университета он открыл школу для молодых миллионеров,
изучающих банковское дело. Как считал сам Лев Давыдофф, в России
его Банк достиг потолка, и теперь искал новые рынки и пути развития
за рубежом.
Его жена, высокая стройная женщина,
в китайском шелковом халате, почти скрывающем ее длинные ноги,
поливала многочисленные комнатные цветы. На восточной стене
огромной гостиной располагалась вертикальная оранжерея. Элеонора
любила цветы. Это была ее отдушина, как и небольшой кухонный садик
за домом. Она сама предпочитала ухаживать за растениями, делала это
бережно и скрупулезно. Однажды, на шутливое замечание мужа о том,
что она заботится о своих цветах, как о втором ребенке, она
ответила без обиняков, что эти дети не доставляют ей таких хлопот и
не грубят в ответ.
Элеонора все еще была красива. Ее
длинные каштановые волосы были стянуты в небрежный узел. У нее были
большие синие глаза с тяжелыми веками, которые с возрастом
приобрели ту самую печальную глубину, которой обычно восхищаются
мужчины. Многочисленные коллагеновые инъекции и подтяжки
поддерживали ее красоту, однако старение так удручало ее, что
выражение безмерной тоски по ушедшей молодости навсегда
отпечаталось на ее лице. В молодости Элеонора была известной
фотомоделью. Профессия научила ее всегда следить за своей
внешностью и следовать моде.
Экономка поставила серебряный поднос
на журнальный столик и, пожелав приятного аппетита, хотела уже
удалиться, когда Лев, не отрываясь от журнала пробормотал:
- Ну, что, Евдокия…наш обормот уже
встал?
- Пусть мальчик поспит еще, - мягко
сказала экономка Евдокия, - он вчера поздно вернулся.
- Хм….поздно, скорее уж рано, -
хмыкнул он в усы. – Газеты не приносили?
- Да, на комоде в прихожей. Сейчас
принесу.
