Макар
— Да у него уже скоро ребенок родится, а ты все никак не найдешь
себе достойную женщину.
— Мам, ну ты издеваешься? — спрашиваю я.
— Макар, сынок, — мама решает сменить тон. — Пойми меня
правильно. Ты жениться не хочешь, Аська вон зарядила, что никогда
не выйдет замуж. Я же так никогда не дождусь внуков.
— Да зачем они тебе? Ты двести дней в году в разъездах. Ну какие
внуки?
— А я и не говорила, что буду нянчить их. Я просто сказала, что
пора уже. Тридцать два, Макар. Твои живчики быстрее не
становятся.
Я закатываю глаза и легонько упираюсь в стену лбом. Это
издевательство какое-то.
— Мамуль, давай договоримся: ты не говоришь о внуках — я не
обсуждаю твои отношения с Леликом.
Слышу тяжелый вздох и понимаю, что мама наконец сдается.
— Как на работе дела?
Я не успеваю ответить, когда квартиру пронизывает звук дверного
звонка. Я бросаю взгляд на часы и слегка офигеваю. Одиннадцать
часов вечера. В это время приличные люди по гостям не ходят. Могут
завалиться только мои друзья, но они неприличные.
— Мам, погоди секунду, ко мне пришли.
— Девушка?
— Мам, ну какая… — успеваю произнести, открывая дверь, и
застываю на месте, теряя дар речи.
София Силантьева собственной персоной. Мой личный ад и рай в
одном хрупком, изящном флаконе. Мой ночной кошмар и влажный
сон.
— Мам, я перезвоню, — произношу хрипло и сбрасываю звонок, пока
рассматриваю эту засранку.
Она стоит передо мной, хлопая густо накрашенными ресницами.
Огромные глазищи смотрят испуганно, дрожащие пальцы сжимают ремешок
небольшой сумочки. Боевой раскрас я оценил. И все слои штукатурки,
под которыми скрывается румянец. Он там наверняка есть, и мне
хочется умыть дурочку, чтобы увидеть всю красоту, которую она
прячет под косметикой. Сегодня Софья сама на себя не похожа. На ней
черный плащ до колен, темные колготки и туфли на высоком каблуке.
Пока еще больше я ничего не вижу. Волосы собраны в высокий хвост. Я
пару минут оторопело смотрю на нее, не в силах собраться с мыслями,
а потом вспоминаю, что я же тут вроде как взрослый. Преподаватель и
вообще.
— Софья?
— Добрый вечер, Макар Ильич.
— Что ты здесь делаешь? Или адрес перепутала?
— Не п-перепутала. К вам… пришла, — выдыхает она, заикаясь.
— Ко мне? Зачем?
— Можно войти? Не в коридоре же нам разговаривать, в самом деле,
— она нервно хихикает.
Я хмурюсь еще сильнее и отступаю от двери, впуская Силантьеву в
квартиру. Ох, сколько раз еще я пожалею о том, что сделал это!
Как только входная дверь со щелчком закрывается, Софья
поворачивается ко мне лицом, роняет сумку на пол, расстегивает плащ
и резко распахивает его полы, сбрасывая с себя. А я… охреневаю.
Обтекаю. И пытаюсь сделать вид, что не возбужден, как подросток, и
мне совершенно наплевать на безупречное хрупкое тело, облаченное
только в кружевное белье и чулки. Блядь, лучше бы были колготки, ну
правда. Пару секунд я пялюсь, силясь не пускать слюни на пол, а
потом резко отворачиваюсь.
— Софья, какого хера? — рычу я. – Что происходит?
Дожился, Гордеев, спрашиваешь у красивой девушки, зачем она
перед тобой разделась. И все бы ничего, только вот эта девушка
младше меня на одиннадцать лет, и я ее препод по международному
праву. Препод, который все никак не поставит ей зачет.
— А что? — слышу истеричные нотки. — Не нравлюсь? Другие
нравятся, а я что, рожей не вышла?
Поворачиваюсь к Софии и ценой неимоверных усилий смотрю ей
только в лицо. Большие глаза уже наполнены слезами, и это просто
капец. Я не умею обращаться с женской истерикой. Нет, я не пасую,
просто впадаю в ступор. А если эта расплачется, я вообще могу
потерять самообладание. Потому что… ну это же Софья. Рядом с ней я
иногда чувствую себя каким-то остолопом, который никак не может
оторвать свой извращенный взгляд от девочки.
