Дренайский посол с беспокойством ждал за огромными дверьми тронного зала. По обе стороны от него застыли двое надирских часовых, глядя прямо перед собой, уставив раскосые глаза в бронзового орла на темном дереве.
Посол облизнул сухие губы и поправил пурпурную мантию на тощих плечах. Где то спокойствие, с которым он в Дренайском зале совета, в шестистах милях к югу отсюда, принял поручение Абалаина: отправиться в далекий Гульготир и утвердить договор, заключенный с Ульриком, верховным вождем надирских племен? Бартеллию и раньше доводилось заключать договоры – он ездил для этого и в западную Вагрию, и в южный Машрапур. Все народы понимают, сколь полезна торговля и сколь дорого обходятся войны. Ульрик тоже не исключение. Да, он предал огню и мечу обитателей северной равнины – но ведь и те многие века терзали его народ поборами и набегами: они сами посеяли разметавшую их бурю.
Дренаи же всегда обходились с надирами достойно и учтиво. Сам Абалаин дважды посещал Ульрика в его стане и бывал принят с королевскими почестями.
Но то, что предстало перед Бартеллием в Гульготире, потрясло его. Не то было удивительно, что громадные ворота разнесли в щепки, хуже было то, что не менее плачевная участь постигла и защитников города. На замковой площади возвышался курган из отрубленных человеческих рук. Бартеллий, содрогнувшись, отогнал от себя это воспоминание.
Он ждал приема уже три дня, хотя обращались с ним вполне вежливо.
Бартеллий снова поправил плащ, сознавая, что посольские регалии выглядят не слишком внушительно на его худой, угловатой фигуре. Достав из-за пояса полотняный платок, он вытер вспотевшую лысину. Жена не раз говорила Бартеллию, что, когда он волнуется, плешь у него блестит как надраенная. Он предпочел бы этого не знать.
Подавляя дрожь, он покосился на правого часового – пониже его ростом, в остроконечном шлеме с оторочкой из козьей шкуры. Воин, облаченный в деревянный, покрытый лаком панцирь, держал в руке зазубренное копье. Плоское жестокое лицо, темные раскосые глаза. Если бы Бартеллию понадобился кто-то, чтобы отрубить человеку руку…
Бартеллий покосился налево – и тут же пожалел об этом, ибо левый часовой тоже смотрел на него. Чувствуя себя как заяц, на которого падает ястреб, посол поспешно перевел взор к орлу на двери.
И в это мгновение дверь, к счастью, распахнулась.
Бартеллий, сделав глубокий вдох, шагнул внутрь.
Зал был длинным, и двадцать мраморных колонн подпирали его расписанный фресками потолок. На каждой колонне полыхал факел, отбрасывая на стены гигантские пляшущие тени, и под каждым факелом стоял надирский страж с копьем. Глядя прямо перед собой, Бартеллий прошел пятьдесят шагов до трона на мраморном помосте.
На троне сидел Ульрик, Покоритель Севера.
Ростом Ульрик был невысок, но от него исходило поражавшее Бартеллия ощущение силы и власти. Широкоскулый, черноволосый и раскосый, как все надиры, он имел, однако, необычайного цвета лиловые глаза. Расчесанная натрое борода придавала смуглому лицу демоническое выражение, смягчаемое, впрочем, вполне человеческой улыбкой.
Но более всего изумило Бартеллия белое дренайское одеяние с вышитым фамильным гербом Абалаина: золотой конь, вставший на дыбы над серебряной короной.
