Запах хвои, и маленькие иголки, осыпавшиеся на ковер и втыкающиеся в голые ступни, заставляют физически чувствовать приближение праздника. Я всматриваюсь в темное окно, за которым, как феи, порхают снежинки, и жду. Не Деда Мороза, а папу, хотя иногда это одно и тоже. Он должен вернуться из командировки. Мама ведет переговоры по телефону и, видимо, отсылает подарки всем знакомым, потому что в нашу квартиру то и дело поднимаются двое в черных костюмах и забирают коробки. Они напоминают горилл, которых я видела в зоопарке, когда мы были там с папой, но ни капельки не забавные, и мне быстро наскучивает наблюдать за ними. Я снова переключаюсь на фонари за окном, блестящий снежный ковер, который превращает обыкновенную улицу в волшебное снежное царство. Я представляю, как снежные сани с шашечками несут папу из аэропорта, как Снежная Королева преследует его, чиня препятствия, но он все равно прокладывает путь, спеша в теплый уютный дом, где горит огонь на плите, и свистит чайник, приглашая к столу.
Зашебуршала подарочная обертка в руках одного из верзил, и я повернулась, чтобы, выяснить, в чем дело. Черные шкафы выгребают подарки из-под елки. Наши подарки, которые мы готовили к Новому году.
– Не троньте! – мои руки бросились спасать подарки из плена.
Я уцепилась за нижнюю коробку, предназначенную отцу, и потянула ее с силой, смахнув всю пирамиду на пол. Коробки разлетелись, как кубики, сообщив маме, что погрузка дала сбой.
– В чем дело? – спросила она, не отрывая трубку от уха.
– Они…, – жалобным голосом я принялась рассказывать о творящемся безобразии, но мама оборвала меня, не дав договорить.
– Делайте, что приказано. Я сама тут разберусь, – она неловко выхватила большую синюю коробку из рук громилы.
Крышка сорвалась, как сброшенная шапка, а содержимое высыпалось на пол. Футболка, на которой я написала: «Папа, с Новым годом!» была без сожаления придавлена грязным ботинком. Раздавленная пополам крышка, смятая и жалкая, лежала на полу, сочувственно глядя на меня. Предметы были гораздо более живыми, чем люди.
– Это же… папе.
Когда что-то происходит, кто-то меня пугает, я замолкаю или начинаю заикаться. Не то, чтобы мне нечего сказать. Слова и эмоции переполняют меня, но я не могу подобрать нужные, и вся замыкаюсь внутри своих переживаний. Закрываюсь наедине с ними в темной комнате, сижу и боюсь. Жду, что кто-то придет и отопрет замок, выпустит меня, объяснит почему, такое происходит. Но никто не приходит, и я продолжаю сидеть в немом безмолвии.
– Женя, послушай, сегодня мы уезжаем. У тебя будет новый дом и новый папа, – сообщила мама, будто она была Дедом Морозом и только что преподнесла мне подарок, за который я должна была поклониться и поблагодарить, – И столько маек и красок, сколько ты пожелаешь.
Я пыталась осознать сказанное мамой. Новый дом и новый папа. В Новый год все самое новое и самое – самое. Внутри меня все негодовало, и я чувствовала жжение в уголках глаз, будто меня посадили в кипящую воду и просили кричать от восторга, когда все вопило от боли.
Я смутно помню дорогу к этому новому дому и новому счастью, которое мне было обещано. Глаза застилали слезы. Я думала об отце, как он войдет в пустую квартиру, увидит грязную скомканную майку на полу и прочтет: «Папа, с Новым годом!»
Он будет совсем один, далеко от нас. Никто не принесет ему конфету из сладкого подарка, не разломит ее пополам и не поделится долькой мандарина, никто не обнимет и не поцелует, не усядется на колени и не засмеется, когда его щетина защекочет шею.
В новом доме была громадная, в потолок, елка и гигантская башня подарков, выше меня ростом. Мама представила нам нового отца. Он был вылитый Карлсон, толстый с пухлыми руками. Совсем не походил на папу. Мой отец никогда не носил украшений, а у нового незнакомого господина на руках было два громадных перстня. Папа в домашней обстановке предпочитал удобные трико и майку, а незнакомец был в рубашке и брюках, будто семейный ужин был очередной сделкой, которую он собирался заключить.
