Солнце медленно клонилось к горизонту, щедро делясь последними теплыми лучами с окружающим миром, даря свой живительный свет, наполненный сотней оттенков сусального золота, и разбавленный вечерним багрянцем. Лютики замерли, в ожидании тихого, спокойного вечера, какие всегда приходились на их долю, в этом реликтовом, полном загадок и тайн лесу.
В тени лютиков, заботливо скрытый от любопытных глаз, Лер-Лерок размышлял о цветах. – Какого это, первыми видеть солнце во время рассвета, приветливо раскрывать свои лепестки, подставляя их теплым лучам, а потом не спеша закрывать, как только солнце уходит за горизонт. Если бы я был цветком, думал Лер-Лерок, – то каким? Может, стыдливой фиалкой, прячущей свои лепестки при малейшей опасности, или простодушной ромашкой, доверчиво тянущейся к солнцу, а может, злюкой-кактусом, ощерившимся своими колючками на весь белый свет? Хотя нет, кактусом я не буду, я не хочу никого уколоть.
Его шерстка оливкового цвета почти сливалась со мхом, слегка поблескивая на солнце непослушными ворсинками. Заостренная мордочка была расслаблена, ведь Лер-Лерок никогда не спешил. Выражение полной безмятежности на его лице придавало ему счастливый и беззаботный вид. А еще, Лер-Лерок очень любил писать стихи. В тишине леса, это особенно хорошо у него получалось.
Всё, что у меня есть,
Лес, ручей и небо,
Лютиков осенний листопад,
Я по-настоящему богат.
В небе пролетела стая лебедей. За ними важно летел Габриэль, вальяжно размахивая крыльями, возможно пытаясь сойти за лебедя. Но гордые птицы не обращали на него никакого внимания, и все так же размеренно продолжали свой полет. Тогда Габриэль резко спикировал вниз, будто так и было задумано, а то много чести, гоняться за птицами. Он приземлился рядом с Лер-Лерком.
Лер-Лерок, который в этот момент мнил себя золотым подсолнухом и радостно подставлял свои лепестки солнцу, вздрогнул от неожиданности.
– Как тебе полет с лебедями, спросил он.
– Вот еще! Я летал сам по себе. Просто хотел размять крылья, ответил Габриэль.
– Смотри, что у меня есть. Габриэль вытащил ободок с полями и надел на голову. Его мордочка стала похожа на ромашку в чепчике.
– Хмм, очень интересно. И что это?
– Это уникальная вещь, она спасает от дождя. Видишь? Габриэль помотал головой, демонстрируя Лер-Лерку, как он будет спасаться от дождя.
– Ничего не понимаю. А что именно ты хочешь спасти?
– Ну как… Моя мордочка не намокнет, понимаешь?
– Это здорово! То есть все остальное намокнет, а мордочка останется сухой?
– Ну да, уже не так радостно ответил Габриэль.
– Удивительно. Какая необычная и совершенно ненужная штука. А где ты ее взял?
– О! Это с планеты Алиэкспрессия, слышал? Вся вселенная у них заказывает.
Лер-Лерок отрицательно помотал головой. Ему была чужда радость обладания вещами. Все, в чем он нуждался, и так принадлежало ему. Его лютиковая роща, небо, океан и звезды. Габриэль же был совсем из другого теста. Он обожал вещи. Причем ему нравился сам процесс их приобретения. К вечеру, вещь уже не так радовала его, и он хотел новую. Хорошо еще, что Габриэль был не жадным, и все это раздаривал. Иначе он накопил бы целую гору ненужного хлама и занял бы им весь цветочный лес, а пожалуй и все побережье Лунного океана.
– Ах, Габриэль, порой мне кажется, что будь у тебя возможность, ты купил бы все на свете.
Зажмурившись от удовольствия, Габриэль прошептал, – это было бы замечательно.
Из рощи к ним выглянул Слепомышь. Он только проснулся и остатки сна неровными отпечатками виднелись на его лице. Слепомышь протопал к ним. Дело в том, что он пытался подружиться с лесными мышами, доказывая им, что он тоже из рода мышей. Поэтому на какое-то время он отказался пользоваться крыльями. Это было жутко медленно и причиняло ему массу неудобств. Но Слепомышь упрямо следовал своей цели, чтобы подружиться с мышами.
