В ту ночь мне снился сон.
Я стояла босиком на мокрой холодной земле, тяжело дышала открытым ртом. Меня душила ярость, моя и словно не моя одновременно. Чужая воля не давала сдвинуться с места, не позволяла даже пошевелиться, но я знала, чувствовала — сделаю все, что прикажет мне тот, кто управлял сейчас моим телом. Он был гораздо сильнее. В груди разливалось странное тепло, что-то висело на шее, но я не могла отвлечься и взглянуть.
Впереди над лесом светила круглая луна, такая яркая, что не было видно ни одной звезды. Позади полыхало желто-алым, пахло дымом и гарью.
Передо мной стояли жители нашего городка. Мужики, вооруженные кто вилами, кто топорами, а кто первыми подвернувшимися под руки острыми предметами, смотрели на меня, медленно обходили, сжимая кольцо.
Позади что-то с треском обрушилось, жар опалил мне спину, и я на мгновение обернулась. Горел дом, похоже, внутри обвалилась какая-то балка. Я не узнала его, понятия не имела, где нахожусь: даже лес здесь казался чужим.
Хотелось испугаться, но страха не было. Я сделала шаг назад, а впереди раздался гнусный гогот нападавших.
— Иди-ка сюда, девочка, — с мерзкой улыбкой позвал один из них. Я не узнала его лица, но голос звучал знакомо. — Я сделаю все быстро, заметить не успеешь. Думаешь, в огне тебе понравится больше?
И тут тихий голос в моей голове приказал: «Вперед!»
Я проснулась от стука в окно и хотела закричать, чтобы убирались к шрату, но сдержалась, потому что была рада вырваться из мерзкого сна. Слишком реальным он показался, да и дикий лесной дух вряд ли обрадовался бы таким гостям.
Простыня подо мной промокла, одеяло и вовсе нашлось на полу. Волосы свалялись от метаний и совсем запутались. Неизвестный «дятел» оказал мне услугу: не покидало чувство, что, продолжи я спать, случилось бы что-то очень плохое.
Сны мне почти никогда не снились. В детстве я считала, что со мной что-то не в порядке, но потом наслушалась жалоб тетушки на постоянные кошмары и решила, что так даже лучше. Мои редкие сны не предвещали ничего хорошего. Последний раз мне привиделся умирающий брат, страшный, совсем на себя не похожий, а утром я узнала, что он слег с неизвестной болезнью, симптомы которой от всех скрывал. Теперь же, увидев сон, я не торопилась вставать с кровати, подолгу всматривалась в потолок, ожидая, когда испарятся из мозга и памяти остатки грез. Я не верила в предсказания, просто не хотела, чтобы дурные предчувствия преследовали меня весь день, а то и всю неделю. Знала, что буду выискивать их во всем, что случится.
Стук между тем повторялся снова и снова.
Я спрыгнула с лежанки, ойкнула, когда босые подошвы коснулись холодного пола, схватила гребенку и подбежала к окну. Мои густые вьющиеся волосы плохо поддавались расчесыванию – особенно торопливому и небрежному. Я часто слышала, что такими волосами стоило бы гордиться, но не видела в этом своей заслуги: что выросло, то и выросло. Иногда я мечтала о том, как отправлюсь на поиски приключений и тогда обязательно постригусь под мальчишку. У нас в городе это считалось ужасно неприличным.
Внизу под окном спиной, вернее, макушкой ко мне стояла соседка, тетушка лет пятидесяти от роду, которая считала своим долгом за мной приглядывать. В родстве мы не состояли: тетушка подобрала нас с братом на улице, когда мы, маленькие и глупые, остались наедине с большим и пугающим миром. Теперь, много лет спустя, приглядывание заключалось лишь в том, что тетушка скармливала мне лишние пирожки, которые вчера не осилили пятеро ее собственных отпрысков, но я не жаловалась. Готовить ненавидела, а попросить было некого. Родителей я почти не помнила: мать умерла слишком рано, а отца, казалось, в нашей жизни не существовало и вовсе. Брат прошлым летом женился, отстроил новый дом для своей благоверной (чтоб у нее вся еда поутру скисла!) и съехал, едва мне исполнилось восемнадцать. Новоиспеченная супруга не желала ждать ни денечка дольше. Мне же достался маленький пристрой к тетушкиному дому, в котором мы выросли. Я знала, что рано или поздно та потребует его освободить, но до замужества я могла спокойно ютиться в нем.
