© 2012 Sellerio Editore, Palermo
© М. Челинцева, перевод на русский язык, 2023
© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2023
1
Утро с самого рассвета выдалось переменчивым и капризным. А значит, и настроение грозило перепадами. Когда на Монтальбано накатывало, он старался свести общение с человечеством к минимуму.
С возрастом настроение все больше зависело от погоды – сродни тому, как влажность воздуха вызывает старческую ломоту в суставах. Комиссару все труднее было справляться с приступами чрезмерного веселья или грусти.
Пока он добирался из дома в Маринелле до предместья Казуцца – каких-нибудь пятнадцать километров по раздолбанному шоссе, хоть на трактор пересаживайся, а потом по проселку, такому узкому, что и легковушке тесно, – небо сменило бледно-розовый оттенок на серый, потом ненадолго стало мутно-белесым, размыв контуры и затуманив обзор, а потом – тускло-голубым.
Звонок раздался в восемь утра, когда Монтальбано был в душе. Встал он поздно – на работу можно было не спешить.
Комиссар нахмурился. Звонка он не ждал. Кто там еще? Покоя не дадут!
Теоретически в комиссариате не должно быть ни души, за вычетом дежурного, потому что этот день для Вигаты – особенный.
Сам господин министр внутренних дел, посетивший остров Лампедузу, где в пункты приема (да-да, у них хватило смелости так их назвать!) мигрантов не впихнуть даже двухмесячного младенчика – в бочке с сардинами и то просторнее! – выразил желание осмотреть временные пристанища, обустроенные в Вигате. Они, кстати, тоже битком набиты – до того доходит, что бедолаги спят на земле и справляют нужду в кустах.
Так вот, по этому случаю «господин начальник» Бонетти-Альдериги объявил всеобщую мобилизацию полиции и в Монтелузе, и в Вигате: велел оцепить пути следования важной особы, дабы не оскорбить его сиятельные уши бранью, свистом и прочим непотребством (на итальянском именуемым «выражением народного протеста»). Услаждать слух министра должны были жиденькие аплодисменты кучки нищебродов, которым за это еще и приплатят.
Ни секунды не раздумывая, Монтальбано свалил тяжкое бремя на плечи своего заместителя Мими Ауджелло, а сам взял отгул. Да у него от одного вида «господина министра», даже по телевизору, вся кровь вскипала в жилах. Страшно представить, что может случиться, столкнись они лицом к лицу, «лично и персонально».
Остается лишь надеяться, что в этот торжественный день, исключительно из уважения к члену правительства, преступные элементы, орудующие в городке и окрестностях, проявят деликатность и душевное благородство и воздержатся от совершения убийств и прочих преступных деяний, дабы не омрачать всеобщий радостный настрой.
А посему: кто может звонить?
Решил не брать трубку, но телефон, ненадолго смолкнув, зазвонил снова.
А вдруг это Ливия? Вдруг хочет сказать что-то важное? Деваться некуда, придется ответить.
– Алло, синьор комиссар? Катарелла сум [1].
Комиссар удивился. С чего бы вдруг Катарелла заговорил на латыни? Что вообще творится в мироздании? Близится конец света? Наверняка он просто ослышался.
– Катарелла это, синьор комиссар.
Вздох облегчения. Ослышался. Миру не грозит падение в тартарары.
– Слушаю.
– Синьор комиссар, перво-наперво надо вас упредить: тут дело долгое и непростое.
Монтальбано пододвинул ногой стул, сел.
– Я весь внимание.
– Значится, так. Сегодня утром, направляясь по приказанию синьора Ауджелло, поскольку все выжидали прибытия винтолета с господином министром…
– Так он прибыл?
– Не знаю, синьор комиссар. Поскольку не имею доступа к сведениям по данному вопросу.
