Limbo

В классе было тихо. Слишком тихо. Но тишина вокруг не могла заглушить грохот внутри. Я сидел у окна, наблюдая, как солнечные лучи пробиваются сквозь тяжёлые облака, рассекая небо, словно кто-то сверху пытался разрезать этот мир ножницами.

За моей спиной одноклассники вели свои пустые разговоры – фоновый гул, неотличимый от белого шума. Будто телевизоры, включённые на разные каналы, спорили друг с другом о бессмысленном.

–Это всё спектакль, – сказал Голос. – Никто из них не живёт по-настоящему. Просто читает реплики с бумажек.

Я не ответил. Просто продолжал смотреть в окно. Мир за стеклом казался более реальным, чем всё, что происходило в классе.

Я давно не спал нормально. Ночи превратились в затяжные тени, где мысли крутились, словно слипшаяся в комок VHS-плёнка. Каждый вечер был как падение в бездонную пропасть, а каждое утро – насильственное пробуждение.

Иногда мне казалось, что трещины во мне слишком заметны. Но никто не замечал. Мысли метались в поисках хоть одной живой души вокруг, но натыкались только на пластиковые улыбки. В реальности я стеснялся даже смотреть на людей. Потому что любой взгляд мог увидеть то, что я сам хотел бы скрыть. Пустоту.

На доске учительница что-то объясняла, но её голос звучал, как замедленная кассета – чужой, стерильный, ненужный.

–А знаешь, что хуже всего? – Голос зевнул. – Ты ведь притворяешься, будто всё это тебе надо. Формулы, даты, лица, оценки. Хах. Смешно. Ты – никто здесь. Даже для себя.

Он был прав. Иногда мне казалось, что я живу чужую жизнь. Что я просто фигура в расписании, строчка в списке, пустой контейнер.

После школы я приходил домой и чувствовал… нет, не одиночество. Скорее, отсутствие – как будто я ушёл сам от себя. Я не смотрел фильмы, не играл, не учился. Я просто сидел, глядя на экран, пока мир за окном тускнел. Про авиакатастрофу я думал редко, но, когда вспоминал – это не вызывало слёз. Только онемение. Словно чувство горя застряло где-то между рёбер и не могло выбраться.

Иногда я лежал в ванне по два часа, представляя, как одноклассники смеются, целуются, живут. А я – нет. Меня как будто и не было.

–Им не до тебя. Никогда и не было. Ты – пустое место. Хочешь, я напомню, сколько раз ты уже это слышал?

Хватит… – прошептал я вслух.

Люди в школе… они казались мне пластиковыми.

Поверхностные «друзья», одноразовые улыбки. Когда звонок звонил, связь обрывалась, как оборванный провод.

Но среди них была она. Юка. Я не знал её по-настоящему. Может, и не хотел. Мне нравился её образ – как она бросала волосы за плечо, оставляя едкий шлейф вишни, как смеялась на переменах. Я знал, что не влюблён в неё – я влюблён в возможность быть рядом с кем-то, кто светится. Даже если этот свет фальшивый.

Вечером, в своей полутора спальной клетке, окружённый подушками, я думал: может, и не существует никаких чувств. Ни любви, ни радости, ни боли. Всё это выдумки. Или, может, у других оно есть, а у меня – нет.

– Ты просто устал. Знаешь, чего ты хочешь? Не счастья. Ты хочешь, чтобы тебя наконец поняли.

Я кивнул. Самому себе. Или Голосу. Уже неважно.

– Но этого не будет. Никогда.

Я лёг на спину, уставился в потолок и прошептал:

– Я не могу так больше.

Школа текла, как мутная река. Те же звонки, те же лица, те же разговоры ни о чём. Порой казалось, будто я застрял во временной петле, как в плохом фильме – всё повторяется, а выхода нет.

Я сидел у стены, снова один, пока вокруг шумела перемена. Лица мелькали – без фокуса, без смысла. Пока вдруг я не заметил его.

Новый парень. Сел на заднюю парту. Не сказал ни слова. Даже взгляд у него был… не здесь. Как будто он смотрел сквозь людей. В его глазах я увидел нечто знакомое – пустоту. Густую, как туман. На коленях у него лежала потрёпанная книга в тёмной обложке. Он машинально гладил пальцем корешок, не читая.