Маме
У меня была маленькая кукла, ростом сантиметров в шесть или семь, с настоящими волосами, ее глаза открывались и закрывались, а руки и ноги были сделаны из мягкой резины. Я ею очень гордилась: ни у кого из моих подруг такой не было. Кукла прибыла из Германии, и, когда ее достали из розовой коробки с окошком, она пахла сладким, как цветы или жевательная резинка. К кукле прилагались несколько платьев, две шерстяные кофточки с микропуговицами и пара лаковых туфель с бантиками в горошек.
Куклой я не играла, а просто любовалась ей и сочиняла про нее романтические истории. Отыгрывать настоящие спектакли не получалось из-за того, что единственными подходящими ей по размеру игрушками были лысый пупс с круглыми голубыми глазками и белый медвежонок Умка (как в мультфильме), а они не годились ей в партнеры по сцене. Довольно быстро она обросла разными прекрасными предметами: красным деревянным креслом, красной же тахтой, сделанной из ювелирной коробки, автомобилем «Волга» цвета такси, а еще торшером с настоящими лампочками, который работал от большой батарейки с кислыми гнущимися контактами. Я поселила ее в картонной коробке с прорезанными окошками, занавешенными кружевами. Что и говорить, куклу я сильно любила и называла ее красивыми именами вроде Шарлотты или Элеоноры – в зависимости от роли в очередной истории.
Тогда мне было лет восемь или девять, значит, моему брату – три или четыре. Однажды мы с ним сильно повздорили – мы часто ссорились и даже дрались, всегда по важным причинам, например, кто будет складывать разбросанные игрушки в большую коробку или кто сядет на диван рядом с мамой, когда мы все вместе будем смотреть телевизор. Но та ссора была наиболее памятной, потому что, разъярившись не на шутку, брат пошел на крайние меры: он принес из ящика портняжные ножницы с зелеными рукоятками и отрезал Шарлотте голову.
Наш малыш и раньше совершал страшные поступки, например, прятал мои самые любимые вещи в обувной шкаф или в другие неожиданные места. Однажды он закопал Умку в дворовой песочнице, и его обнаружили только благодаря случайному везению: соседка тетя Лида видела, как брат рыл особенно глубокие тоннели в песке, и сказала об этом маме, а мама пошла в песочницу с совком, откопала Умку и выстирала его до первозданной белизны.
Но в этот раз брат совершил непоправимое, и горю моему не было предела. Зарыдав белугой, я принесла обезглавленную Антуанетту маме, попутно обнаружив, что внутри куклиной головы волосы крепятся узелками и клеем. Это было довольно бесполезное знание, но меня оно слегка успокоило и отвлекло. Еще я надеялась, что мама, осознав глубину проступка брата, сильно его накажет. Может быть, отправит в детский дом, потому что ей не нужен такой сын, ну или на худой конец выпорет, нарушив семейное правило решать все словами. На то, что она может как-то помочь моему горю, я не рассчитывала, но знала, что суровое наказание, ожидающее брата, принесет мне некоторое утешение.
Мама на удивление спокойно отнеслась к жалкому положению Шарлотты, то есть не зарыдала от горя и не стала рвать на себе волосы. Первым делом она пошла посмотреть, не поранился ли брат ножницами, чем очень удивила и расстроила меня: разве это важно? Мама вошла в комнату брата и закрыла за собой дверь. Сколько я ни прислушивалась под дверью, я так и не услышала ни звука рвущейся бомбы, ни грохота извергающегося вулкана, наоборот, мама и брат так долго говорили тихими голосами, что мне стало скучно и я ушла на кухню.
