Евгения Халь, Илья Халь
Имитаторы
Никита Макаров не любил пустого трепа на работе. Он мог часами наблюдать за жертвой, почти не двигаясь. Человек-струна, человек-пистолет с взведенным курком. Зато напарник Никиты Андрей болтал за двоих:
– Никитос, я думал, ты сегодня отпуск возьмешь. Все-таки у сына день рождения, нужно мальцу праздник устроить. Зоопарк, аттракционы, кафешка – туда-сюда.
– Успеется, – буркнул Никита, не отрывая взгляда от дверей ночного клуба. Яркая неоновая вывеска призывно мигала в робкой темноте сумерек, отбрасывая цветные блики на лица фанаток, столпившихся возле входа в клуб, и отражалась в сплошном зеркале льда, сковавшем тротуар. Ночью шел дождь, а в полдень вдруг ударил мороз, и улицы Москвы превратились в каток. Девчонки топтались на месте, дробно стучали высокими каблуками сапог по льду, пытаясь согреться. Время от времени одна из них поскальзывалась, хватаясь за спешащих мимо прохожих.
– Да что ты к клубу глазами прилип? – Андрей щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету, – к нашему клиенту все равно наружка прицеплена, ребята звякнут за пару минут до того, как он подъедет. Тем более, что эта звездюлька с такой помпой прибудет – слепой и тот увидит. Как же! Первый концерт после трехмесячной поездки на Тибет! Кстати, какого черта им понадобилось придумывать эту историю о духовном просветлении? Он и без того раскручен дальше некуда.
– Потому что наша звезда так старательно гробила себя с раннего возраста, что даже имитатору понадобилось три месяца, чтобы привести тело в порядок. У этих паразитов тоже есть свой предел регенерации.
– Ну и дождался бы нормального донора. На черта ему этот конченый наркоша, переделанный пластическими хирургами со всех сторон?
– Не донора, а симбионта. Это, во-первых. А во-вторых, наверное, ждать было нельзя. Имитатор был то ли очень старым, то ли очень слабым, в общем, первым на очереди. А очередь у них там – как я слышал – ох, какая длинная.
Мобильник в кармане Никиты тихонько зажужжал, на экране высветился мамин номер. Макаров с тихим вздохом выключил телефон – это был единственный способ избавиться от длительных нравоучений. Он заранее знал все, что она скажет: в день рождения сына можно было взять выходной. Все родственники и друзья уже давно поздравили мальчика – лишь родной отец так и не объявился до вечера, а ребенок страдает без матери, и внимание папы для него особенно важно. Никита испытал укол вины, привычный, как хронический насморк.
– Сколько твоему Антошке? – спросил Андрей.
– Пять.
Напарник немного помолчал и тихо сказал:
– Пять лет… возраст, в котором возможен первый симбиоз. Ты предупредил мать, чтобы она твою бывшую на порог не пускала?
– Совсем с ума сошел? – взорвался Никита, – какой симбиоз? Что ты мелешь?
– Да я же просто…
– Так что нам теперь каждого пятилетнего ребенка подозревать? И о какой бывшей ты говоришь? Моей бывшей жены уже нет! Лина умерла! Вместо нее осталась тварь, паразит, ленточный червь! А ты меня спрашиваешь, подпущу ли я ее к своему сыну? Да я ей башку разнесу, если она только к двери подойдет! – Никита замолчал, тяжело дыша.
– Никитос, ты меня прости! Я это… ляпнул, не подумав, честно! Просто я за пацаненка твоего переживаю, подстраховать хочу. Одно дело на работе, когда чужих людей выслеживаешь, и совсем другое, когда свои – можно сказать – в группе риска. Никто ведь не знает, что в ней осталось от Лины, а что сожрал имитатор. Материнский инстинкт – это такая мощная штука, покруче атомной бомбы. Вот и выходит, что каждая женщина – это потенциальная Хиросима, а может быть, и вместе с Нагасаки, – Андрей неуверенно хохотнул, пытаясь сгладить ситуацию. Но Никита не улыбнулся шутке.
