Мне довелось видеть, как это делается. Один псих разбежался и треснулся головой об стену. Стене ничего не сделалось, а вот его голова в буквальном смысле раскололась, как переспевший арбуз, который уронили на асфальт. Кстати, содержимое было чем-то похоже, только семечек не хватало. Это кажется невозможным, но это случилось: то ли он взял хороший разбег, то ли хорошо приложился к стене.
С этих пор моя идея – стать инвалидом и не ходить на работу, но получать при этом деньги даже больше моей нынешней зарплаты – меня покинула. Несколько раз я в шутку предлагала Ольке, подруге и напарнице, разбежаться и треснуться головой об стену. Нас бы признали психически нездоровыми, наши родители снова отвечали бы за нас, а мы, ничего не делая, все же получали бы копейки на свою корку хлеба, даже с маслом. Ольке предлагала в шутку, а сама серьезно подумывала над этим, но мысль о том, что будет дальше, меня не покидала. С математическими науками у меня как-то не сложилось, а траекторию бега и силу удара нужно было как-то рассчитать. Мои мозги никогда не были под это заточены, как, впрочем, и под многое другое. Гуманитарий с медицинским образованием. Каким образом мне это образование удалось получить – одной удаче известно и моему таланту выкручиваться.
В общем, чтобы посмотреть, что получится, мне не пришло в голову ничего лучше, чем подговорить того самого психа, чьи мозги соскребают сейчас со стены.
– Ты, Сень, говоришь, что он приходит за тобой, а ты попробуй в стену спрятаться. – Сеня жался в углу, подбирая ноги под себя, раскачивался, как и все дебилы, и что-то мычал.
Говорить он перестал месяца два как, а до этого при каждом припадке начинал нести околесицу, что за ним его умерший друг придёт скоро и убьет. Не всё было безобидно в истории Сени, с самого начала: он сам этого друга убил по пьяни, а потом сошел с ума или притворялся, что сошел с ума, чтобы не попасть куда следовало, а тут его уже обработали капитально.
В общем, друг пришел, когда умер Сеня, все подумали именно так. Нет его больше. Мозги соскребут, останки Сени закопают на кладбище для таких, как он, – и все. Кончилась история Сени.
Никто не стал ругаться или разбираться, этим здесь не удивишь. Койку Сени через час заняла бабка, которая что-то бурчала и звала то Любу, то Люсю, кто они ей – мне не известно.
Моё дежурство кончилось, мне хочется спать, а по дороге домой нужно купить хлеб, молоко, кефир, йогурт и сигарет.
Утро серое, ветки деревьев голые, под ногами лед. Хотя кого это интересует? Да, верно, от этого часто зависит настроение, по крайней мере, моё. В детстве мне ещё нравилось ассоциировать погоду с хорошими и плохими событиями: хорошие случались в солнечную, плохие – в пасмурную или дождливую, холодную или снежную. Плохих, как уже ясно, было больше.
Детство кончилось, а на душе скверно. Наверное, у взрослых всегда так, а мне когда-то наивно представлялось, что всё обстоит по-другому.
Навстречу мне семенит девушка в норковом полушубке и на высоких шпильках, она придерживает левой рукой капюшон, а правой держит сумку. Странно, что она – не блондинка, а ещё странно, что её не доставили к нам в отделение: здравомыслящий человек в такой гололед шпильки не наденет.
Мне вспоминаются мозги Сени на стенке, а воображение дает картинку, как эта ненормальная падает и разбивает голову об лед. Нет, её мозги не вытекут, как Сенины, максимум образуется кровавая лужица под головой, но всё равно – умрет.
К счастью для себя, «не блондинка» соображает прижаться к обочине и идти по рыхлому снегу. Хорошо, что я в сапогах на обычной платформе. Носки, правда, немного потерлись, но до весны прохожу, и так в кредит взяты были.
