Ловушка на мага

Княжеский замок окутали светлые сумерки июньской ночи. С реки поднялся туман, и здание плыло в нем подобно белому острову, залитому серебристым сиянием луны. Казалось, все кругом погрузилось в зачарованный сон, лишь у входа во дворец мелькали тени. От теней пахло железом, вином и яростью.

Михаил, мечник великого князя Владимирского Андрея[1], с трудом открыл глаза. В голове не укладывалось: впервые за годы службы он заснул на посту, и где, возле княжеской спальни. Перед глазами стоял туман, тело отчаянно хотело одного – упасть и забыться сном, но усилием воли он заставил себя подняться. Вокруг, вповалку, похрапывая, лежали младшие дружинники. Михаил вспомнил, как ласкова была к ним накануне княгиня Улита[2], как приказала послать страже вина.

«Опоили, как детей неразумных», – с горечью осознал он.

Издалека, словно сквозь плотную завесу, послышались шаги и лязг металла.

– Беда! Враги! – Язык едва слушался его, а собственный голос показался Михаилу хриплым, как карканье ворона. Мечник бросился к дружинникам, затормошил их, пытаясь разбудить. Но тщетно. Сонное зелье оказалось надежным. Дверь распахнулась, и он повернулся ко входу, чтобы встретить врага лицом, как подобает воину. От страшного удара палицей мир перед глазами вспыхнул ослепительным светом, как солнце на церковных куполах, а затем пришла тьма.

Когда Михаил пришел в себя, было тихо. Голова раскалывалась, а во рту чувствовался привкус крови.

– Но, главное, я жив и, стало быть, нужен князю, – сказал он себе. С трудом опираясь на меч, Михаил поднялся. Дружинники лежали в тех же позах, но теперь никто из них не храпел, а на полу расплывались лужи казавшейся черной при свете луны крови.

«Зарезали во сне, как свиней», – подумал Михаил и, пошатываясь, двинулся в сторону княжеских покоев.

В спальне было пусто: выломанная дверь, изрубленная мебель, тела на полу и всюду кровь. Запалив свечу и осмотрев лица убитых, воин выдохнул с облегчением: князя среди них не оказалось.

Где же господин? Похищен? Бежал? В коридоре в сторону лестницы тянулся кровавый след. С улицы доносились пьяные крики. Убийцы, похоже, чувствовали себя в безопасности и спокойно праздновали победу. Вступив под низкие своды, Михаил осторожно позвал:

– Княже, Андрей Юрьевич!

Откуда-то снизу раздался тихий стон.

Воин сбежал по ступеням и с ужасом отпрянул от сидящего у столба человека. Кровавая пена на губах, застывшее, будто восковое лицо, внутренности, выпирающие из раны на животе… Михаил прошел не одну битву, видел множество раненых и сразу понял, что это значит.

Князь улыбнулся.

– Михня, – ласково сказал он. – Я думал, и тебя убили.

– Господин, – Михаил опустился на колени перед телом, но не знал, что говорить, как высказать то, что на сердце.

Но этого не потребовалось. Князь понял все без слов.

– Да, я иду к Господу нашему. Да покарает он моих убийц, что за милость отплатили лютой злобой.

– Княже, я отомщу, своей рукой убью их, – яростно зашептал Михаил.

– Нет, слушай мой последний приказ. Возьми Марию и ее сына, спрячь их, иначе моя жена и их убьет. Возьми венец кесарев деда моего, Владимира. Отдашь мальчику, когда он подрастет, желаю его видеть на своем престоле. Все, иди.

Андрей отвернулся, шепча окровавленными губами молитву.

Михаил осторожно тронул тело, но князь впал в забытье и даже не пошевелился. Поднявшись на ноги, мечник отвесил умирающему низкий поклон и бросился вверх по ступеням.

Он ворвался в женские покои, распугав сонных служанок. Мария, тонкая, стройная ясинка[3], которую князь полюбил и сделал княгиней при живой жене, полностью одетая, стояла на коленях перед иконой и, казалось, ждала его прихода.

– Я слышала шум и крики, что случилось? Где муж мой? – спросила она величаво, как будто на княжеском приеме.