Голова трещала по швам. Я что, бухал
вчера?
Во рту мерзкий привкус, голова
гудит, в памяти чёрная дыра.
«Да что б тебя, Лекс… – наругал сам
себя, – пьёшь – пей, но не до такой же степени!» Поднял руку, чтобы
прикрыть глаза. А рука не поднялась.
Чего?..
Глаза распахнулись сами собой. Перед
носом белая тряпка, закрывающая обзор. Это ещё что такое?!
Мышцы не слушались настолько, что я
даже закричать не смог.
Бешено вращая глазами, понял, что
лежу на ровной металлической поверхности с головой накрытый
простынёй.
Это чья-то дурацкая шутка? Где я?
Почему не могу двигаться?
Забившись в невидимых путах, что
мешали подняться, услышал чьи-то шаги. Я замер в ожидании. Сейчас
мне кто-то за всё ответит!
Но подошедший не стал снимать с меня
простыню, чтобы поговорить. Вместо этого пространство вокруг
дрогнуло и затряслось, а где-то внизу противно заскрипело
несмазанное колёсико.
Понятно. Я лежу на каталке, которую
сейчас куда-то везут. И меня на ней заодно.
Почувствовав себя вещью, взбесился
ещё сильнее. Однако, тело по-прежнему не слушалось, собираясь и
дальше изображать Ленина в мавзолее. И что мне теперь, так и
лежать, молча ожидая развязки?! Закатил глаза и мысленно застонал.
Да жду я, жду!
Вскоре невидимый возница остановил
каталку и торжественно объявил название остановки:
– Ну вот и крематорий, Тёмыч.
Приехали! Твоё последнее пристанище.
В запале я даже не обратил внимания
на то, как он меня назвал. Какой-такой «крематорий»?! Вы что там, с
ума все посходили?! А ну, выпустите меня!!! Что тут вообще
происходит?!
От попытки крикнуть горло свело
болезненным спазмом, но мне показалось, что я услышал тихий шёпот.
Не тишина – уже хорошо! И я бросил все силы на попытку
заговорить.
Каталка пару раз повернулась и
остановилась, ударившись о преграду. Мой «возница» отошёл, в
комнате защёлкали переключатели и раздался низкий нарастающий гул,
как от мощного пламени, вырывающегося через узкие сопла.
– Проверка прошла успешно. Не боись,
Тёмыч, – продолжил оповещать меня «возница», – оформим в лучшем
виде. А прах родакам отдадим, они ведь просили. – Совсем рядом
зашуршала бумага, словно кто-то листал книгу или журнал. – Странно…
– продолжил «возница», – нет запроса на прах. – Он хмыкнул и
одобряюще похлопал меня по ноге. – Ну ничего, Тёмыч. С кем не
бывает. А хочешь, я твой прах сам заберу?! Отнесу к морю, –
раздался громкий пьяный смешок, и «возница» весело добавил: –
Развеешься!
– Не хочу!.. – самым натуральным
образом проскрипел я и дико обрадовался: получилось!
Невидимый мне парень заткнулся, а
затем резко и с шумом выдохнул:
– Ну и трава-а!
– Не… – прохрипел я и махнул рукой,
пытаясь подать знак.
Рука слегка дёрнулась, простыня на
мне приподнялась и опала обратно вместе с кистью.
Однако, этого хватило. «Возница»
затих. Ни шагов, ни попыток запихать меня в свою адскую
«духовку».
– Рука съехала. Ну, допустим, –
вслух начал размышлять он, удивлённо хмыкнув. – Звук? Сдавление
диафрагмы, выход воздуха из лёгких. Ну, допустим. Но…
И он снял простыню с лица, чтобы
проверить: прав он или нет.
Передо мной оказался молодой парень
в светло-зелёной форме медицинского работника. На его шее висело
несколько разноцветных бус, а на голове болтались дреды.
Парень всмотрелся в мои выпученные в
гневе глаза, но не выказал никакого удивления.
– И здесь всё в норме, – сказал он и
уже собрался накинуть простыню обратно.
Что?! В норме?! Да твою ж…
Я фыркнул, а по факту просто
выдохнул из лёгких весь воздух, пытаясь это сделать, и закатил
глаза. Поняв наконец, что я действительно издаю звуки и шевелюсь,
парень тонко по-девчачьи завизжал, уронил простыню и попятился
назад. Судя по раздавшимся вслед звонким металлическим звукам, он
налетел на стол и рассыпал по полу всё, что на нём лежало.
