Вечером четвертого мая 1879 года в Москву пришла первая гроза. Огромная туча вывалилась из-за Бутырской заставы и разом накрыла собой Петровский парк со знаменитым рестораном «Яр», Тишинский рынок, Большую и Малую Грузинские и Живодерку – маленькую, кривую и грязную улочку, сплошь населенную цыганами. Синие молнии перекатывались по черной громаде из конца в конец, от первого мощного удара грома с куполов церквей разлетелись галки, порывы ветра начали трепать ветви лип, обрывая молодые листья. Обычно шумная Живодерка мгновенно опустела: ее обитатели помчались по домам, и последних опоздавших загоняли в двери крупные, тяжелые капли дождя. Целая толпа молодых цыган – уже намокших, хохочущих, поминающих Илью-пророка и Богородицу – ввалилась в Большой дом. Дом этот, довольно старый, с покосившимся мезонином, выкрашенный облупившейся голубой краской, утопающий в цветущей сирени, вовсе не был самым большим на Живодерке, значительно уступая в размерах публичному дому мадам Востряковой и высоченной развалюхе купца Щукина. «Большим» его называли цыгане: здесь проживала семья Якова Васильева, дирижера известного в Москве цыганского хора. Здесь, в Большом доме, принимали гостей, проводили репетиции и прослушивания новичков, а также устраивали при необходимости общие сборы. Яков Васильев был вдов, при нем жила его сестра Марья, тоже вдова, со своими семью детьми, а также дочь Настя – семнадцатилетняя звезда хора, известная всей Москве, которая со дня на день должна была выйти замуж. Только вчера свершился наконец окончательный сговор между родителями: Настю сосватали цыгане из Петровского парка, известная и уважаемая семья Волковых. Яков Васильев дал согласие, Настя не возражала, хотя цыгане и решили между собой, что невеста могла бы выглядеть и порадостней.
«Да чего же ей веселиться-то?! – возмущалась Стешка, двоюродная сестра Насти и ее лучшая подруга. – Тоже еще, счастье несказанное, – после князя за этого Волкова выходить! Такой же горлодер, как и все наши, разве что доходу побольше… А ведь не сиятельный, не ваше благородие!»
Цыгане только похмыкивали, понимая, что Стешка права. Еще год назад в цыганском доме дневал и ночевал князь Сергей Сбежнев – герой второй крымской кампании, до смерти влюбленный в Настю, влюбленный до такой степени, что попросил ее руки у хоревода. Яков Васильев растерялся так, что сначала отказал. Его можно было понять: случай был действительно из ряда вон. Любая цыганская примадонна имела множество поклонников из богатейших сословий города, но жениться на цыганке?.. Князю? Представителю известнейшего дворянского рода? Подобного мезальянса в Москве не случалось давно. Сбежнев, однако, настаивал, и тогда Яков Васильев назначил выкуп: сорок тысяч рублей. Князь согласился. Несмотря на звание и известность, он был совсем небогат, и вся осень и половина зимы ушла на то, чтобы собрать требуемую хореводом сумму. Цыгане радовались, предвкушая небывалую по размерам свадьбу, Настя встречалась с князем под надзором родственников в Большом доме, принимала его знаки внимания, от счастья не сияла, но и не печалилась, и все, казалось, уже сладилось.
Гром грянул перед самым Рождеством, за несколько дней до свадьбы. Князь Сбежнев неожиданно исчез из Москвы. Исчез, никого не предупредив, не переговорив даже с самыми близкими друзьями, не заехав к цыганам, ни слова не сказав невесте. Настя свалилась в жесточайшей горячке, не вставала с постели, цыгане всерьез беспокоились за ее жизнь, проклинали бессовестного жениха и хором говорили, что ничем другим эта история закончиться и не могла: виданное ли дело, князь – и цыганка! Сразу было ясно: пустая затея…
