Может ли счастье быть хроническим?
– Что? – переспросила старшая из двух психологов, тридцатитрехлетнего вида шатенка с каштановой копной волос.
Её доклад о причинах возникновения хронической депрессии и трудностях выхода из неё возымел на слушателей удручающее действие, поэтому вопрос о хроническом счастье показался всем очень уместным, и по залу прокатилась волна одобрительного смеха. Взъерошенный человек попытался обосновать свой вопрос:
– Вы рассказали про то, как внезапная беда приводит к стрессу, он – к повышению уровня кортизола в крови, а этот гормон, в свою очередь, усиливает уныние. У человека опускаются руки, плохое настроение притягивает новые неприятности, и он надолго попадает в замкнутый круг.
– Да, примерно так.
– Раз в природе имеет место быть хроническая депрессия, то можно допустить и обратное.
– Обратное что? – недоумевала докладчица.
Второй психолог, миловидная и не отягощенная житейским опытом девушка с лицом матрёшки, перестала шептаться с дамой с первого ряда и изучающе посмотрела на Шишликова. Взгляд её был полон вопросительного доверия, и взъерошенный человек с воодушевлением принялся рисовать присутствующим и в первую очередь румяной матрёшке доступную близость затяжного благоденствия:
– Обратное действие! Внезапная удача настраивает мозг на выработку гормонов счастья, а они, в свою очередь, создают предпосылки для новых радостных переживаний, которые снова активируют производство эндорфинов, дофаминов, серотонина, и человек затягивается в счастье, как в воронку, и не может годами выбраться оттуда.
Шишликов в пылу озарения засучил рукава, и освобождённые по локоть руки выразительными жестами придавали убедительности его предположениям – помогали увлечь всех оставшихся на лекцию прихожан радужными перспективами. Формально Шишликов отвечал старшему психологу, но мысленно предлагал наспех состряпанное счастье простодушным глазам младшей её коллеги, красиво укутанной в светлый шёлковый платок, из-под которого едва проглядывали гладкие золотистые пряди волос. Лекция в этот момент походила на репетицию симфонического оркестра, перешедшего от исполнения грустного адажио к восторженному аллегро, где первая по обаянию скрипка доверчиво смотрела на темпераментного и слегка рассеянного дирижёра. Такой, должно быть, предстала картина подошедшему настоятелю. Он наблюдал за ходом дискуссии и не торопился вмешиваться.
– Откуда нельзя выбраться? – одёрнула восторженного дирижёра старший психолог.
– Из воронки. Счастья.
– К сожалению, хронического счастья нет. В психологии отсутствует принцип зеркальности. И в природе чёрные дыры есть, а про белые ничего неизвестно.
Ответ познавшей жизнь женщины Шишликова не удивил: блеска во взгляде, следов счастья и детскости на её ухоженном лице не наблюдалось. Оно не притягивало, не сияло, излучало усталость.
«Может ли опытный психолог быть счастливым?» – захотелось ему уколоть докладчицу за отрицание своего открытия. Но отец Иоанн заторопился поблагодарить девушек и завершил беседу молитвой «Достойно есть».
Для чего священник организовал лекцию по основам психологии, было непонятно – в церкви отношение к ней скорее отрицательное, а в чём-то и конкурентное. Другое дело, что ищут спасения люди, хлебнувшие горя, и их в приходе хватает. Каяться на исповеди, будучи счастливым, – задача сложная, а вот в печали исповедь сама льётся из тебя слезами. Пусть в ней больше жалости к себе, чем покаяния, зато слёзы искренние. Шишликов предполагал, что отец Иоанн берёг вверенных ему прихожан от маргинализации, одобрял обращение к медицине, к приятию мира и его достижений. Этим, этой своей современностью настоятель приятно отличался от не успевающих за жизнью радикальных священников. В его трактовке жизнь была не трагедией, не крестным путём, а большим неповторимым праздником. И если раньше Шишликов вместе со многими верующими застревал в ортодоксальном осуждении мира, то последние годы под наносной враждебностью и избранностью ему увиделась собственная напыщенность и ущербность.
