Глава 1
Электрика и любовьПро Маляра,
(Николай и Алина)
Блондинки с голубыми глазами, длинными ногами и манящими бюстами страдают от бессонницы ничуть не меньше низкорослых, кривоногих, плоскогрудых брюнеток.
Я знаю! Я страдаю! И блондинка, и с глазами зелеными, признаюсь, и с ногами, и с бюстом страдаю! А нет в моей жизни радости! Деньги есть! Ухажер есть! И у ухажера тоже деньги есть! Радости только нет! Ни у него, ни у меня.
Ухажер без радости стоит на посту – охраняет семейный покой. Стережет сон жены и сына по ночам. А утром – сразу ко мне. За радостью. Я не жадная. Но радость направо и налево не раздаю. Делюсь только с достойным. Зачем мне одной радость-то? Вот был бы у меня свой стерегун, тогда бы и радость пригодилась. Своего нет. Только чужой. У всех чужих низкорослые, кривоногие, плоскогрудые брюнетки – Жены с большой буквой «Ж» в начале слова. И не только с буквой. А просто с большой «Ж».
«Ж» у меня стандартного сорок шестого размера – от мамы по наследству досталась. И еще от бега. Я перед сном бегаю каждый день десять километров. А что мне дома вечером делать? У кошки за ухом чесать? Или с подругой по телефону болтать про показ в Милане? Кошки у меня нет. Подруга есть. Нина. Только мы не болтаем про показ в Милане. У нас свой показ. В спальне. Каждый раз под Новый год мы с друзьями… Нет! Не так!
Каждое утро сразу после завтрака в кругу семьи к нам на показ приезжают наши ухажеры. К Нинке – Маляр, ко мне – Электрик.
Маляр – директор лакокрасочного завода, Электрик – глава энергетического холдинга. Поэтому Нинка живет в арендованной для нее Маляром квартире в townhouse, а я – по-соседству, только в своей собственной, купленной для меня Электриком. Нинка считает, что у нас с Электриком любовь, а у нее с Маляром – интрижка.
Я считаю овец. Обычно овцы помогают заснуть на двести шестьдесят четвертой штуке. Сегодня овцы решили меня продинамить, и я переключилась на звезды.
Вы считаете звезды? А смотрите на звезды по ночам? Я смотрю. Еще разговариваю с ними. У меня по астрономии тройка в школе была. Поэтому я всем звездам дала свои имена – баба Оля, баба Нюра, баба Ксеня, деда, папá и мами. Мами – самая яркая звезда. Мами тоже была яркой. Мами была грузинкой. Очень красивой. Родители рассказывали мне, как вместо «мама» я сказала первое свое слово «мами» и с восхищенным взглядом погладила ладошкой мамино лицо.
Если бы в девятом классе я не решила быть блондинкой, я бы тоже была красивой, как мама. Мама была брюнеткой с глазами цвета спелых каштанов. У меня глаза зеленые, как у папы. Папа преподавал французский в университете. Я в три года учила французский алфавит и отказывалась говорить русские слова. Поэтому дома все говорили на четырех языках. Русский, грузинский, французский и украинский. Украинец у нас был деда – папин папа.
– Я хохлом родился, хохлом и помру! – говорил деда, смачно откусывал увесистый кусок от сырой очищенной луковицы и страшно ругался, когда на стол забывали поставить сало.
Деда все обожали и во время застолий дружно и с удовольствием подпевали ему на украинском.
Грузинский выучили специально для мамы, чтобы она не тосковала по родным. Мама всё равно тосковала, а родные поставили на ней крест из-за папы. Не смогли смириться с выбором мужа русско-украинского происхождения.
Занятия с нами по французскому языку папá проводил в гостиной. Его они очень веселили:
– Есть в этом что-то буржуазное! – восклицал папá и громко хохотал.
У папы было много причин для хохота и счастья, главных – шесть! Первая – живая мама, вторая – живой отец, третья – любящая жена, четвертая – любимая дочка, пятая и шестая – две живые тети, сестры его мамы.
