Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Федор Тютчев, 1869 г.
«Все, что мы делаем, эхом отзовется в вечности!»
Максимус Децимус Меридий, более известный как гладиатор по прозвищу Испанец
Косые солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь узкие бойницы жалюзи, теряли последние силы в бесплодной атаке на полумрак комнаты. Те же немногие лучи, которым удалось прорвать оборону, погибали на подступах к массивному креслу, окутанному сумраком, как темным покрывалом. И только редкие всполохи сигарных затяжек, позволяли предположить очертания человеческой фигуры, сидящей в кресле. Завсегдатай шумных салонов, джентльмен и – в недалеком прошлом – отважный бригадный генерал, он очень ценил свое одиночество и любил отдыхать в полумраке. Лишь один человек имел право нарушить уединение генерала, неприкасаемое ни для жены, ни для детей, ни даже для самого президента. Седой негр в аккуратном сером мундире военного образца, хотя и без знаков различия, без стука приоткрыл дверь библиотеки.
– Масса Уэйд, тут к вам штатские из газеты. Мне их выгнать или вы сами справитесь?
– Спасибо Рэнсом, – улыбнулся человек. – Я пройду в кабинет, проведи господ из газеты туда.
Дворецкий удалился так же бесшумно, как и появился, а из кресла поднялся и прошел к выходу высокий, массивный человек в светло-сером сюртуке. Продолжая попыхивать сигарой, мужчина неторопливо поднялся на второй этаж, прошел в одну из комнат и, остановившись у стола, коротко позвонил колокольчиком. Не прошло и минуты, как двери кабинета открылись, и в сопровождении дворецкого в комнату вошли двое мужчин, внешне похожих на рекламу магазина готовой одежды. Один из них нес на плече массивную треногу, накрытую черным покрывалом, из-под которого выглядывал объектив камеры ферротипа.
– Господа! Генерал-майор армии Конфедеративных Штатов Америки Уэйд Хэмптон III!
Дворецкий сделал шаг в сторону, пропуская репортеров в кабинет, и вытянулся во фрунт.
– Это большая честь для меня! Разрешите представиться, я – Билл Портер, репортер «Richmond Enquirer». Со мной, мой друг и помощник, мистер Эл Дженнингс, мастер по производству ферротипов.
– Добро пожаловать, господа. Хотите что-нибудь выпить: вино, бурбон, коньяк? – Хэмптон вопросительно приподнял густую бровь.
– Выпить с Вами – большая честь, сэр. И осталась бы честью, даже если пить пришлось бы воду из грязной лужи. – Открыто улыбнулся репортер, чрезвычайно довольный возложенной на него миссией.
– Ну, юноша, с такими вкусовыми пристрастиями вы были бы настоящей находкой в минувшую войну. Там этого питья хватало с избытком. Хотя, надо сказать, что бывали времена, когда мы и слякоти были рады, – хмыкнув в густую бороду, Хэмптон сделал жест рукой в сторону дворецкого, – Рэнсом, принесите, пожалуйста, бурбон, для джентльменов и для меня. После чего вновь повернулся к гостям:
– Чем же я могу быть Вам полезным, джентльмены?
– Сэр, генерал, сэр! Через неделю наступает двадцатая годовщина со дня Геттисбергского послания! Ни для кого не секрет, что благодаря атаке Вашей бригады, стала возможна победа в бою за станцию Бренди! Многие исследователи прошедшей войны считают, что победа нашей кавалерии возле холма Флитвуд обеспечила успех Пенсильванской кампании. Какую шикарную мясорубку устроили ваши кавалеристы в том бою, открывшем армии генерала Роберта Э. Ли путь в Пенсильванию! Несмотря на всю ее очевидность, ваша тактика в том бою стала откровением! Ведь вы первый заставили своих парней рубить «юнионистов» саблями в капусту! – Восхищенно взмахнул руками Портер.
