– Силь, иди сюда!..
Сильвия даже выдохнула с облегчением и с чистой совестью бросила палку в корыто с мыльным раствором и бельем. Даже не расстроилась, когда краем глаза заметила, как та тонет в склизкой жиже. Вытерла руки о фартук и бодро зашагала на выход. Потом достирает, никуда от нее белье не убежит.
Дверь из хозяйственной комнаты вела прямо в кухню, где и хлопотала мать. Сегодня был хлебный день, и с ночи она замесила тесто, которое сейчас и разделывала, чтобы напечь хлеба на неделю. Возле растопленного очага, прямо на полу, играли близнецы, переругиваясь и колотя друг друга по голове деревяшками, заменяющими им игрушки.
Жара стояла невыносимая. Мать вся раскраснелась и перепачкалась мукой. Рядом со столом, на расшатанном табурете сидел такой же красный мистер Говер – хозяин рыбной лавки, где через день работала продавщицей Сильвия.
– Мистер Говер? – удивилась девушка. – Что-то случилось? Дези не вышла на работу?
– Нет-нет, Сильвия, все в порядке, я пришел по другому вопросу, – засуетился тучный мужчина и вскочил с табурета. Тут же по кухне поплыл запах рыбы, которым была пропитана вся одежда мистера Говера. Ох уж эта рыба! Иногда Сильвии казалось, что нет ничего отвратительнее, когда даже после бани ей казалось, что не избавилась от этого запаха.
– Да сядьте вы, не суетитесь! – прикрикнула на него мать, вытирая пот со лба. – Жара как в аду. Будете бегать – удар хватит. А еще лучше идите вон на улицу, да там поговорите. Мистер Говер, Силь, пришел к тебе по делу, – взглянула она на Сильвию покрасневшими от недосыпания глазами.
Интересно, что от нее потребовалось работодателю? Пока направлялась на выход и неспеша двигалась по тропинке к одинокой лавочке во дворе под цветущей яблоней, не переставала удивляться и тайком оглядываться на мистера Говера. В его лавке Сильвия работала вот уже почти два года, куда поступила сразу же после смерти отца. Платил он немного, но никогда не обижал, а даже наоборот – частенько передавал маме небольшие гостинцы: рыбьи головы на уху или обрезки мякоти на пирог, а по праздникам так и балычком их баловал. И близнецам частенько с ярмарки сладости привозил. Слабость он питал к матери. Еще при живом отце на нее поглядывал. Да только ей он ни тогда, ни тем более сейчас интересен не был, хоть подарки и принимала с благодарностью. А Сильвия считала, что матери стоило бы повнимательнее присмотреться к этому добряку. И что, что внешне неприглядный, зато заботливый вон какой. Сколько ж можно влачить жалкое существование на те крохи, что она приносила?
– Силь, я знаю тебя с детства. Знаю, насколько ты старательная и трудолюбивая, – заговорил мистер Говер, как только они скрылись в тени яблони и опустились на лавку. Он отчего-то застенчиво не нее поглядывал. Ее-то чего стесняться? Она не мать – лесом-полем не пошлет за излишние откровения. Да и начал он беседу как-то слишком завуалированно, будто издалека. – И я не могу не замечать, как вам тяжело живется.
Тут и замечать нечего. Такое существование, когда считаешь каждую копейку и не знаешь, на что потратить те крохи, что остались до жалования… Эта тема была настолько больной для Сильвии, что она даже приучила себя лишний раз не думать о лишениях семьи. В те дни, когда работать в рыбной лавке была не ее очередь, она убиралась еще в двух состоятельных домах. Но даже эта прибавка к жалованию не спасала их от нищеты. Так что, ничего нового ей пока мистер Говер не сообщил, а вот растеребить рану у него получилось.
– К чему вы клоните, мистер Говер? – со свойственной ей прямотой, за которую частенько влетало от матери, уточнила Сильвия. – Зачем вы мне рассказываете, какая я? Не кажется ли вам, что я и так об этом знаю?
