Больше всего на свете Гвинет мечтала уехать из этого паршивого городишки. И дело было даже не в её любимых книгах, где героини, переехав, обязательно находили свою судьбу и множество приключений. Просто Гвинет терпеть не могла родной городок, где никогда не происходило ничего интересного. Здесь царила давящая провинциальная скука, и девочка намеревалась полжизни отдать, но любым способом уехать в нормальный большой город, где кипит жизнь.
К тому же, может в более крупном городе отец нашёл бы кого – то получше… этой, с её занудно правильной дочуркой. Гвинет даже не могла решить, кто раздражает её больше: новая жена отца – нормальная, в общем – то, тётка! – или эта морализаторша Кэтрин.
Новая сестра бесила девочку, хотя Гвинет даже не могла понять, чем именно. Это чувство невольно отражалось на отношении Гвинет к мачехе. Люсинда вполне хорошо относилась к падчерице, не надоедала ей чрезмерной опекой и даже иногда выгораживала перед отцом. Но вот Кэтрин, эта зануда со скромно опущенными глазками…
Когда отец женился год назад, Гвинет была даже рада. Он стал более… живым и из унылого вдовца, живущего только памятью по давно усопшей супруге, превратился в цветущего мужчину. Заслуга в этом принадлежала исключительно Люсинде, и Гвинет в душе искренне благодарила её. Но вместе с Люсиндой в доме появилась и её дочь.
Первое время девочки искренне пытались поладить. Они понимали: впереди у них ещё много лет совместного проживания, и худой мир лучше ссоры. Но постепенно поняли – огонь и вода всегда будут врагами, и сделали все, чтобы избегать общества друг друга.
Ах, уехать бы куда-нибудь подальше. И зажить припеваючи среди модных магазинов, кафе, наполненных вкусняшками, кинотеатров и просто толп людей, не замечающих друг друга.
В дверь позвонили. Гвинет невольно прикинула: вечер, уже все в сборе, подружки сидят по домам… наверное, какой-нибудь агент по продажам суперпылесосов или косметики. Косметику ей покупает Люсинда, хотя и не одобряет этого, так что звонок можно проигнорировать.
Внизу что-то разбилось. Послышались громкие голоса: кажется, отец на кого-то кричал, требуя «убраться вон». Гвинет невольно заинтересовалась. Уж не настолько отец не любил всяких там агентов по продажам, чтобы вот так вот злиться.
Девочка вышла из комнаты и увидела стоящую на лестнице Кэтрин.
– Кто там, Кэт?
– Какие-то дамы. Почему твой отец кричит на них? Это же невежливо!
В этом – вся Кэт. Вежливость, правила поведения, соблюдение приличий… Она даже брюки старается не надевать, не говоря уж о коротких юбках или шортах: это же неприлично! Да середина двадцать первого века на дворе, о каких приличиях можно говорить?
Отодвинув сестру, Гвинет перевесилась через перила. Отца тем временем теснили вглубь дома две дамы в темных костюмах и шляпках.
Шляпках? Гвинет невольно хихикнула. Вот Кэтрин бы с ними точно поладила. Хорошо, что ей, Гвинет, не жить с этими старомодными клушами.
Внезапно одна из женщин, повыше ростом, ударила зонтом-тростью по полу. По дому прокатился гулкий звон. Стало тихо.
– Где Гвинет, Майкл? – пронзительным, почти визгливым голосом сказала высокая дама.
– Её нет дома. И для вас и не будет.
Гвинет отметила краем глаза, как Кэтрин неодобрительно покачала головой. В её представлении о мире ложь была смертным грехом. Но спорить с отчимом и показывать пальцем на сестру, стоящую рядом, Кэт не стала.
Что нужно от Гвинет этим тёткам? И почему отец настроен так… недоброжелательно?
– Ты лжёшь, Майкл. Девочка здесь.
– Вам её не видать. Убирайтесь, пока я не вызвал полицию!
– А что ты скажешь полиции? Мы её родственницы, и имеем полное право повидать племянницу.
– Нет у вас такого права! Вы прогнали Гермиону, изгнали её из семьи, и у вас нет прав на её дочь!
