— Вот так, маленький, теперь тебе
будет теплее, — произношу, попутно укрывая сына пушистым зеленым
одеяльцем.
До дома нам остается еще полчаса
ходьбы, а ветер уже сейчас не на шутку разбушевался. Я сильнее
кутаюсь в тонкое пальто и выпрямляюсь, ухватившись за ручку коляски
как можно крепче. Мне удается сделать всего несколько шагов, прежде
чем сильные руки хватают меня за локти. Я поднимаю голову и
натыкаюсь взглядом на двух незнакомцев с наголо выбритыми головами.
Спазм страха сковывает горло, я в ужасе смотрю на двух высоких
мужчин, будто ниоткуда появившихся рядом, и не понимаю, что им
нужно. Не время же они пришли спрашивать, в самом деле.
Голос ко мне возвращается только
когда, когда коляску вырывают у меня из рук. Я начинаю вырываться,
дергаться в их руках, но это ничего не дает. Они сильнее, выше,
шире меня и их двое, а я одна.
— Что вы делаете?! — в ужасе кричу
я, не в силах поверить, что это происходит средь бела дня. — Мой
ребенок! Отпус…
Договорить мне не дают. На мой рот
ложится тяжелая мужская ладонь, после чего меня запихивают в салон
автомобиля. Я не теряюсь, бросаюсь к ручке, чтобы отворить ее,
выбраться наружу и попытаться забрать своего сына, закричать еще
громче, но дверь открывается сама. Первое, что бросается в глаза —
мой малыш. Он постанывает и вертится на руках у амбала, что
запихивал меня сюда, и я машинально протягиваю руки к ребенку,
отбирая его.
Дверь захлопывается снова. Я слышу
характерный щелчок, свидетельствующий о том, что сработала
блокировка. Машина трогается с места, а я перевожу взгляд на сына.
Он кривит губы и кряхтит, выгибается, потому что его разбудили, а
соска выпала изо рта. Я пытаюсь найти ее в одеяльце, но ее там нет,
видимо, выпала, когда его доставали из люльки.
— Тише, родной, тише, — шепчу,
начиная тихо укачивать сына в надежде, что он успокоиться и не
начнет плакать.
Увы, Родион совсем не хочет
успокаивается. Вместо этого он начинает вначале хныкать, а затем
истошно плакать, разрывая тишину, царящую в салоне. Я в страхе
осматриваюсь, боясь, что из-за этого его могут у меня отобрать и…
даже думать не хочу, что будет после этого.
— Советую вам покормить ребенка!
Вздрагиваю от стального голоса
мужчины, сидящего слева. Поворачиваю к нему голову и встречаюсь
взглядом с карими глазами, смотрящими на меня без какого-нибудь
любопытства. Мужчина произносит фразу так, что у меня складывается
впечатление, что ему претит все происходящее. Он отворачивается к
окну, больше ничего не говоря, а я чувствую, как сердце пропускает
несколько гулких ударов, а после и вовсе пускается вскачь, как
бешеное. Кажется, я наконец осознаю все происходящее.
Нас похитили. Меня и сына. Пока что
я не знаю, зачем, но нас уже везут в неизвестном
направлении.
Дрожащей рукой нащупываю в кармане
телефон и мне кажется, что вздох облегчения вырывается из моего
рта. Вместе с тем я начинаю молиться, чтобы в эту минуту мне никто
не позвонил, ведь тогда не будет возможности написать мужу, открыть
доступ к геолокации...
Родион снова начинает плакать,
мужчина резко поворачивается ко мне и теперь уже грубее
произносит:
— Ребенок хочет есть. Покорми
его.
Киваю, правда, к тому моменту
мужчина уже успевает отвернуться от меня к окну. Мне все же удается
увидеть его лицо достаточно четко для того, чтобы в будущем можно
было составить фоторобот в полиции. Я надеюсь, что смогу сбежать
или отправить сообщение о просьбе помощи мужу и дождаться
подмоги.
Чтобы успокоить малыша и отвлечь от
нас пристальное внимание, быстро поднимаю кофту, отстегиваю ткань
специального лифчика для кормления и принимаю максимально привычную
для Родиона позу. Пока малыш ест, я достаю из кармана телефон,
молясь, чтобы никто этого не увидел, а сам аппарат не зазвонил.
Справившись с этим, практически мгновенно снимаю блокировку и
уменьшаю яркость экрана.