— Пап, познакомься, это Тася. Она
поживет у нас некоторое время? — подруга искренне улыбается и даже
приобнимает его для убедительности.
Она-то, в отличие от меня, понятия
не имеет, что я беременна от ее отца. Я и сама до этого мгновения
не знала, что он тот самый мужчина, что швырнул мне деньги за
ночь.
“Я не завожу серьезных отношений, но
привык платить обслуживающему персоналу.”
Слова из прошлого будто оживают.
Бьют наотмашь. Опять. И снова становится так же больно, как и
тогда.
— Что значит поживет? — чеканит
ледяной мужской голос, вызывая у меня озноб.
Из-за Дамира мою сестру забрали
органы опеки, я лишилась хорошей работы и осталась на улице. Но мне
и слово вставить страшно. Зато ему наплевать на мои чувства. Он
бьет снова. Больно и в цель.
— Она хорошая, пап. Ответственная и
скромная. Парней не водит. У нее ситуация сейчас такая, это
ненадолго. Всего на пару недель.
— На пару слов, Ульяна, —
подхватывает Дамир дочь и ведет ее на выход из кухни.
Я в это время лихорадочно соображаю,
что делать. Бежать? Мне некуда. Теперь точно. Ульяна была моим
последним спасением. Я знала, что ее отец влиятельный и богатый.
Это было понятно по дому, в который я поселилась, но я и понятия не
имела, что ее отец и Дамир Булатов — один и тот же человек. И что в
попытке сбежать от него я приду к нему добровольно.
— Что она делает в нашем доме?!
Кажется, Дамир выводил дочь только
для вида. Иначе как объяснить, что я слышу все даже сюда. Каждое
пропитанное ядом слово долетает до моего и так разбитого сердца. Я
знала, что он не будет рад меня видеть, но откуда мне было знать,
что Ульяна — его дочь? Впрочем, наверное, именно это я и должна
была узнать в первую очередь.
Я иду к выходу из кухни и двигаюсь
туда, откуда доносятся голоса. Хочу заступиться за себя
самостоятельно. Ульяна — ни в чем не виновата. Это я навязала ей
свое общество.
— Мне повторить вопрос? — от голоса
Дамира по коже идет ледяной озноб, несмотря на достаточно высокую
температуру в помещении.
— Папа! — в грозных интонациях
Ульяна ничуть не уступает отцу.
Я приваливаюсь затылком к стене и
протяжно, но очень-очень тихо — чтобы не услышали, выдыхаю.
И как я могла не сложить два и
два?
Ведь все же было на поверхности.
Цвет глаз. Мимика. Один и тот же стол, место на парковке в
ресторане.
— Что папа?! Может уже пора
завязывать с этой любовью к нищим и обездоленным?
Дамир не кричит, но лучше бы
ударил.
Воздух из легких выбивает напрочь, а
в глазах начинает все плыть. Так вот кто я для него… нищая и
обездоленная?
— Папа! — подруга, судя по всему,
удивлена не меньше меня. — Как ты можешь так о Тасе, ты что… ты
как…
— Слепая собака, глухая кошка,
воробей с поврежденным крылом, малолетняя дрянь, которая пользуется
твоей добродушностью, не вижу никакой разницы.
В глазах уже не плывет, в глазах уже
все едет.
Не хватало еще упасть в обморок
прямо тут.
— Тася человек!
Ульяна героически за меня
заступается. Как может и умеет. Противостоит отцу, потому что не
знает главного — нас с ее отцом связывает не только его вдруг
вспыхнувшее недовольство. Но кое-что еще. Наш секрет. Одна
единственная проведенная ночь. И ребенок, о котором он не знает и
никогда не должен узнать.
— Она человек с улицы, которому ты
не можешь доверять.
— Мы вместе с Тасей учились в
художественной школе, я знаю ее с самого детства. Так что ни с
какой она не улицы. И доверять ей можно, — раздается звук, словно
Уля там еще и ногой топнула. Для убедительности.
— Она не останется здесь, —
категорически.
— Останется.
— Ульяна!
Я бы вот на этом моменте спасовала.
Отступила. Но я боюсь Дамира, а Ульяна чувствует себя с ним на
равных.
— Тася остается.
— Нет. Эта девка уходит. Куда
угодно, домой пусть возвращается, но здесь она не останется.
