Родилась я в самом конце прошлого века в старом, двухэтажном роддоме, посреди невыносимого рева и круглосуточного, дикого крика рожениц. Товарищи мои оказались народцем крайне неугомонным, и поэтому хорошо выспаться мне удалось лишь спустя пару недель, уже дома, в чисто заправленном белоснежной простыней, чемодане. Появиться на свет мне, по-видимому, очень не терпелось, и потому выскочила я из мамкиного лона на седьмом месяце беременности, не набрав до нужного добрую половину граммов. Три шестьсот на два… м-да… не густо… Это означало, что в чемодан, таких как я, можно было уложить троих, и места бы всем вполне хватило.
Нет, ну кроватка у нас, конечно, присутствовала. Как положено, с перекладинами, ящичками и прочими атрибутами, но она была уже года три занята моим вездесущим конкурентом – старшей сестрой Софочкой, а второе спальное место не выдерживали скромные габариты нашей «малосемейки». Мне были обещаны положенные апартаменты, но только после расширения жилплощади. В перспективе так сказать. А я и не обижалась – миллионы детей по всему миру спят в кроватках, даже не смея мечтать о чемодане, оттого я весело улыбалась пришедшим поглазеть, в большей степени на мое ложе, чем на мою, скромную во всех отношениях, персону, немногочисленным родственникам, друзьям, подругам и просто маминым знакомым.
Поначалу чемодан их интересовал гораздо больше, нежели я сама, но вскоре всеобщее внимание переключилось на меня и желающих посетить наше жилище прибавилось.
– Ой, а что у нее с глазками? – спросила однажды крашенная в ярко – рыжий цвет тетка мою родительницу.
– А что у меня с глазками? – настороженно гукнула я, и затихла, дабы не пропустить ответа своей экспрессивной maman.
– Не знаю, – мамочка моя всегда была на удивление честным человеком, – так и было.
– Наверное в отца, – резюмировала Рыжая.
– Не в меня – это точно, – ответила мамуля и сунув мне в рот соску, думаю, что бы я больше не задавала лишних вопросов, прикрыла мое «гнездо» красивой, ажурной занавеской, пряча от нескольких пар любопытных глаз.
– А кто он? – не унималась тетка, – я его знаю?
– Может быть, – уклончиво ответила родительница, – да это и не важно.
– Как это не важно? – хотела возмутиться я, но неожиданно для себя уснула.
Это сейчас у меня пять или шесть отцов, а родилась я наполовину сиротой. Бывает и такое.
Время шло, я росла, и скоро моя необыкновенная кровать стала мне не по размеру. Мамочка к тому времени сделала кой-какую перепланировку, и на месте некогда просторной ниши появилась тесная, детская комната. Нас с Софочкой разместили по этажам двухъярусной кровати, где мне было отведено место внизу, что безмерно обрадовало старшую из дочерей, и ничуть не огорчило меня. Что ни говори, а корячиться с верхнего яруса на горшок было весьма неудобно. Пока мамуля, Рыжая и еще несколько малознакомых мне людей праздновали завершение ремонта, по счастливой случайности совпавшее с моим днем рождения, мы с Софочкой наслаждались своими «шикарными» квадратами. Теперь у нас были личные стол, кровать – одна на двоих, но зато какая, и даже таинственный шкаф с зеркалом на лакированной дверце. Одним словом – мечта! Именно в этот день, а если быть точнее – ночь, со мной произошло то самое нечто, которому я до сих пор не могу дать объяснения. Софочка уже мирно спала над моей головой, прижимая к себе огромного, подаренного мне на годовой юбилей плюшевого медведя, когда дверца шкафа сама собой тихо отворилась и из образовавшегося проема высунулась огромная голова со сверкающими в полумраке, зелеными глазами, а вслед за ней оттуда же вывалились четыре лапы и длинный, кошачий хвост.