Гидросамолёт заложил вираж, и Валерий Константинович Никитин, прильнув к окну, увидел остров. Он, похожий на зелёную лужайку, вдруг напомнил Никитину пасеку. Тростниковые хижины с высоты казались ульями, а за дом пасечника вполне сходило трёхэтажное бетонное здание Клиники.
Островок этот не входил в ожерелье карибских жемчужин, воспетых авантюрными романами и путеводителями. Здесь не нашлось ни удобных бухт, ни роскошных пляжей, ни годных для разработки месторождений гуано. Табак и тростник росли плохо, а местных жителей колонизаторы издревле считали слишком ленивыми и предпочитали экспортировать живой товар из Африки. Когда европейские нации дрались за каждый клочок Вест-Индии, этот остров обходили вниманием. А когда пришло время обмена политических векселей, он без труда получил независимость.
С независимостью, впрочем, мало что изменилось. Ни бухт, ни пляжей, ни рентабельных залежей гуано на острове не появилось. Мало что изменилось и с тех пор, когда лет пятнадцать назад Никитин наведался сюда с рекогносцировкой.
– Крокодил не ловится, не растёт кокос, – вывел Валерий Константинович печальную туземную парадигму.
Местные боги много раз пытались начать историю с чистого листа. Раз в три-четыре года на остров налетал один из знаменитых именных ураганов и сносил всё подчистую. Пальмы разлетались как семена одуванчика. Ещё раньше взмывали в небеса хижины, чтобы просыпаться щепками где-нибудь над Кубой или Флоридой. Только старая голландская крепость и Клиника напору не поддавались и продолжали торчать якорями ландшафта. Потом ураган уходил, тростниковые хижинки вырастали заново. И жизнь продолжалась.
– Уф! А к вам не так просто попасть. По четвергам самолёт с Арубы, по понедельникам с Кубы. Не слишком оживлённая трасса?
Доктор разглядывал Никитина, а вернее его костюм, словно щупая глазами материал из которого тот скроен, и, похоже, размышлял, поддержать ли приветливый тон или добавить голосу строгости.
– Клиенты предпочитают пользоваться личными самолётами или яхтами, а местные жители довольствуются катерами, – ответил он нейтрально и жестом предложил гостю сесть.
– Понятно, – Никитин сел в кресло, – Но с моей яхтой вышла накладка. Её не успели построить.
Видимо с яхтой он пошутил неудачно.
– Работой с клиентами занимается менеджер, – строгости в голосе доктора чуть прибавилось. – Я только врач. Но мне доложили, что у вас особое предложение.
– Да. Особое. И я привык иметь дело с медиками, а не с менеджерами. Равно как предпочитаю наличные, а не карточки.
Никитин щёлкнул замками дипломата и выложил на стол восемь банковских пачек стодолларовых купюр. Восемьдесят тысяч баксов. Сумма значительная, но не чрезмерная. Здесь случались клиенты и побогаче. Случались. Последние годы, однако, таких становилось всё меньше. ФБР взяло Клинику под негласный контроль, надеясь отловить заметающий следы криминальный элемент, но как раз для него-то, для криминального элемента, операция бюро секретом и не являлась, а самый жирный клиент, не терпящий суеты и огласки, отсюда ушёл тотчас. В Азии теперь открывалось достаточно фирм, соблюдающих инкогнито клиентов, чтобы рисковать репутацией под носом у Штатов. Никитин был прекрасно осведомлён в местных делах, и потому предложил доктору ровно столько, сколько посчитал достаточным.
– «Звон гульдена – это звон наших цепей», как заметил некогда Кервин. Но гульден ушёл в историю и теперь можно сказать, что шелест долларов – это шелест нашей удавки.
– Никакого криминала, доктор, – заверил Никитин
– Надеюсь, – врач откинул крышку шкатулки. – Хотите сигару?
