Маша, очнись!

1 класс, 1 сентября, утро

На первое сентября мы, конечно, опоздали. Мама, зажмурившись, малевала глаза тенями образца 2008 года: сами понимаете, три раза смыть, а в четвертый сорвать куш и все же позволить нам выйти из дома.

Через десять минут мы уже прорывались сквозь толпу родителей, но расходились они нехотя: когда дело касается твоего ребенка, ни одна опоздавшая клуша со своим отпрыском не должна помешать празднику. А что если клуша – моя мама, а отпрыск – первоклашка я?

Я всегда верила в людей и их великие душевные порывы. Но уже тогда я подумала: «Какие-то они жестокие»

Мы стыдливо побежали по ступенькам (а все смотрели на нас!), стыдливо обогнули зубастую директрису и попытались найти мне пару, чтобы потом мальковой вереницей гордо сойти по тем же ступенькам.

Школьные праздники – такой атавизм: зачем-то бежишь наверх, чтобы потом гордо прийти туда же.

Пары мне не нашлось.

«Ирина Валерьевна, ну можно нам хоть кого-то?», – взмолилась мама, криво улыбнувшись классной руководительнице. Ирина Валерьевна подтащила меня к себе, крепко ухватила за запястье, и мы пошли.

Виню ли я маму за то, что происходило следующие годы? Наверное, нет.

Но иногда я думаю: «А что если бы мы все-таки не опоздали и я встала в пару?»

1 класс, 1 сентября, день

На каждый праздник мама покупала торт «Прага»: мама любила ритуалы и любила, когда все ей заранее было известно. Она просила ноты у руководителя еще когда нот не было ни у кого из оркестра, чтобы заранее все знать и не сфальшивить, не показаться глупой. Мама мыла голову только яичным шампунем, брала только девятипроцентный творог на завтрак и ни процентом меньше. Но я поняла, что со мной так не надо: не надо про меня все заранее знать.

После развода родителей я решила, что контролировать буду себя сама. Не уверена, что мама поняла это, но мама точно знала: я справлюсь.

Меня оскорбляло, когда мама проверяла у меня пересказ книги или просила показать сделанные прописи: что она, не верит мне? Сама знает: я все сделаю, все выучу. Пусть просто любит меня, у нее и так забот много.

И в этот день мама принесла «Прагу», мне налила сок, себе – минералки в винный бокал. Когда папа ушел, мама перестала пить алкоголь даже по праздникам: не потому что папа был алкоголиком, а потому что мама не хотела о нем вспоминать – даже через ее любимое и их традиционное красное.

«Школа – один из самых классных периодов в твоей жизни, – говорила мама, – это как играть скерцо – не заметишь, как пальцы по клавишам пробегут. А там аплодисменты, ты на сцене, на тебя смотрит Бог и думает: как ты поступала все эти годы и куда тебя теперь отправить»

Я жевала торт, запивала соком. Было слишком сладко, но я заслушалась маму и подумала: «Скерцо мы уже играли. Но разучивать его так долго!»

Тут я поняла, что мама уже несколько раз позвала к пианино – это был наш вечерний ритуал, который я любила и потому позволяла проводить.

Мама села на табуретку и похлопала по креслу рядом.

1 класс, 1 сентября, вечер

После развода родителей мама забрала меня из музыкалки, потому что некому было меня отводить, и я была даже рада. Старенькая музичка Зоя Ивановна все время говорила держать руку «яблочком» и запрещала манерно двигать кистями: я поднимала руки локтями к небу, когда старалась передать все свои чувства. Чувства Зое Ивановне крайне не нравились, зато мама их во мне ценила больше всего на свете.

После торта мама сказала: «Ты теперь взрослая. Почему бы нам с тобой не сыграть пьесу, которую играют в четвертом классе?»

Так мы стали разучивать пьесу про мышей. Гордости было – до небес: я теперь взрослая, я для четвертого класса теперь.