Небо – густое, влажное, тёмное – заслонило собой Солнце, пропустив сквозь себя только часть его красок. А с запада, куда смотрели окна комнаты, подплывала, должная загородить и эти тревожные красные лучи, бескрайняя чёрная туча. Альберт немного сдвинул стекло, набрал полную грудь вкусного наружного воздуха. Силуэты зданий перед ним напоминали горные пики. Кто-то, быть может, стоял так же у окна и смотрел на него. На него, маячившего в окне, не в комнату. Но Альберт поспешил задвинуть и затемнить окно. На кровати лежало то, что не должны были видеть. То, что полчаса назад было женщиной, заботившейся о фигуре и нарядах, любившей душещипательные истории, радовавшейся и мечтавшей. И вот теперь жизнь её оборвалась, оборвались все её истории, все надежды, все ожидания. И лишил её этой жизни Альберт, не считаясь со всем величием чуда существования, ведомый своим лишь самолюбием, которое он видел оскорблённым. Оскорблённым так сильно, что убийства казалось недостаточно.
Альберт сел на пол, прижал ладони к голове, застонал, повалился на бок. Покрытие пола, красновато-коричневое, имитировавшее махагони – они выбирали его вместе – матово блестело. Самоочищение, в него встроенное, не оставляло шанса ни малейшему пятнышку. Он подумал о том, всосал бы пол кровь, пусти он в дело оружие? Всосал бы он всю кровь, умещавшуюся в человеке? И нет ли в нём какой-нибудь сигнализации на этот случай? И если есть, то за ним уже пришли бы, если бы была кровь. Он нашёл для себя крохотный повод для крохотной радости: хорошо, что он задушил её, а не зарезал. Хотя, безусловно, он отдал бы половину собственной жизни за возврат назад во времени.
Невзирая на отчаяние, горечь в груди, Альберт не собирался сдаваться. Напротив, его разум искал выхода, с наименьшим ущербом и, разумеется, наказание законом было исключено. Быть может, когда-нибудь истерзает его совесть, не сейчас. Надо встать, вымыться, выпить кофе – и начать приводить в жизнь план, очертания которого уже появились в его голове.
Выносить тело – немыслимо. Это будет тотчас замечено. Какой-нибудь домашний прибор, а то и не один, непременно заметит, отметит и сообщит. Так что лучше ничего не трогать, закутать тело одеялом – спит. Непременно надо избавиться от чипа. Благо Альберту минуло сорок лет, и старый чип в его руке по закону нуждался в замене. Тут стоило попробовать фокус с третьей рукой. О нём Альберт думал когда-то как о занимательной проделке, когда представлял себе невозможную жизнь без чипа. Но поскольку жить без чипа действительно невозможно, ему нужен был чей-то другой чип. И об этом он думал раньше: можно ли человеку прожить хоть день с чипом робота? Можно не только день, решил он тогда.
Первым делом Альберт раздобыл чип робота: вырезал его из своего домашнего помощника. Конечно, при сканировании подмена должна сразу раскрыться. Но на то Альберт и инженер. С помощью старого компьютера, валявшегося в его столе, и советов из сети он прошил чип, заменил префикс в коде, сделав его чипом андроида, завернул до поры в толстый кокон из фольги. Теперь надо было избавиться от чипа в руке.
Альберт бродил по квартире, не зажигая света, в полумраке. Комнаты, где всё случилось и где лежало тело, он избегал, да и дел у него там не осталось. Он тщательно вымылся в душевой. Поел, аппетит не пропал. Собрал небольшую сумку вещей. Заказал протез руки, покупка не из дешёвых. Понятно, без чипа все его сбережения не будут ему принадлежать, так что он заказал медицинский браслет, не только украшение, но и компактный доктор, который ставил диагнозы и выписывал лекарства. Браслет можно было не привязывать к чипу, что было кстати. На оставшееся после покупки дорогущего браслета Альберт купил три комплекта такой одежды, какую, по его мнению, предпочитали андроиды: яркую, однотонную, без дизайнерских излишеств. Также он взял продуктов, калорийных и не занимавших много места, вроде шоколада и консервированных мидий. Сборы отвлекли его. Однако, когда пришли покупки, когда сумка была уложена, горькие мысли оформились в реально ощутимую горечь в голове, груди – и он скорчился в углу.
