«Странно, что здесь так тепло», – подумал Александр, глядя вокруг. Однако вопреки своим мыслям он посильнее закутался в пальто. Это неправильно, здесь не должно быть тепло и уютно, совсем наоборот.
Несмотря на начало осени, солнце было теплым, а воздух сухим, это создавало впечатление того, что он приехал на отдых, но это далеко не так. Александр стоял на одном колене, поправляя цветы, аккуратно возложенные на надгробие. Уже в сотый раз за последний час сыщик читал надпись: «Нариока Филатова. Покойся с миром». Вот и все, что осталось.
Вика стояла рядом, едва сдерживая слезы, для нее всегда было больно здесь находиться, хотя прошло уже столько лет с момента смерти ее мамы. Александр и сам испытывал дискомфорт. Сыщик резко остановил свои мысли и сосредоточился на этом слове. Да, следовало бы подумать «горе» или «скорбь», но нет. Дискомфорт. Как когда рядом с тобой происходит что-то неприятное, но недостаточно, чтобы испытать отвращение и уйти. Дискомфорт. Он разозлился сам на себя за эти мысли и тут же захотелось закурить. Но Александр сдержался.
–Прости, мама, – дрожащим голосом проговорила девушка. И за что ей извиняться? За то, что осталась жива в том пожаре? Сыщик обнял сестру, почувствовал влагу ее слез на шее.
Должно быть, очень трудно переживать один и тот же момент каждый раз, как оказываешься в нужном месте. Так зациклиться на нем, что невозможно отпустить. Сыщик надеялся, что никогда не познает этого. И все же, почему дискомфорт? Ему тоже сейчас хотелось заплакать. Он хорошо знал Нариоку, часто гостил у нее, когда отец был в отъезде, а его мать оказывалась слишком занята, чтобы присмотреть за ней. Но то было в детстве. А с возрастом, как это часто бывает, у тебя появляется своя жизнь, свои заботы, а время ускользает. Когда зарываешься в рутину, дни начинают складываться в одну сплошную серую линию, и ты уже не помнишь, было ли конкретное событие вчера, неделю или месяц назад, а может быть, ему только предстоит произойти.
Так и с визитами к Нариоке. С Викой они по-прежнему оставались очень близки и, спасибо технологиям, постоянно общались, но что до Нариоки – навещать ее стало все сложнее.
И все-таки она была приятной женщиной. В противовес его матери Регине – очень светлой и какой-то уж очень простой. Наверное, отцу этого и не хватало, вот они и разошлись с матерью Александра. Он просто возвращался, когда мог, а она – просто его ждала. Всегда вешалась на шею, будучи очень низкой, и всегда улыбалась. И всегда говорила одну и ту же фразу: «Наконец-то ты приехал», только почему-то по-японски. Он ее запомнил, потому что иногда Вика делала точно также.
Александр посмотрел по сторонам, кроме него, здесь было еще несколько человек, но в основном Центральное городское кладбище Нагои смотрелось пустым. Оно простиралось на несколько километров вперед, было красиво украшено и засажено, имелся даже пруд. И зачем? Этих людей уже проводили в последний путь, что им от этих цветущих деревьев и шума воды? Наверное, это нужно для тех, кто приходит сюда, чтобы облегчить ношу.
Сыщик все еще прижимал сестру к себе, но плакать она перестала.
–Хочешь, пойдем присядем у пруда? Там должны быть утки.
Она кивнула.
Насчет уток он соврал. Сам не знал, зачем. Наверное показалось, что так она отвлечется. Ведь если сказать: «Пойдем к пруду, потому что я хочу сесть» – будет звучать как-то неуважительно, и она откажется.
Дискомфортно, да уж.
Они сели на витую лавку невдалеке от водной глади пруда, скрываясь от солнца под кроной широколистного клена. Наконец-то подул ветер, пусть и слабый.
–Получше? – спросил Александр, все еще держа сестру за руку.
