Что-то происходит вокруг меня. Легкое содрогание ─ как предвестник камнепада в горах. И бог его знает, чем оно вызвано ─ сменой температуры, гравитационным воздействием Луны, оползнем, подмывами речных берегов… Сама себе я тоже напоминаю берег, который ласкают воды ─ теплые, как парное молоко. Моя поза комфортна, статична и удобна… Легкое содрогание повторяется и теперь тревожит меня сильнее. Как будто эхом отдает внутри меня. «Вот оно…» ─ я думаю об этом обреченно. Процесс рождения до уродливости физиологичен, но так же необратим, как камнепад в горах. Откуда я все это знаю? Совсем не знаю… Сейчас я ─ старая и мудрая, но как только я пройду весь этот ад, я все забуду. Начнется совсем другая моя жизнь. На земле. Рядом с ней. С той, с которой меня сейчас связывает пуповина. Через нее я держу связь с ней, собирающейся родить меня… Я знаю ее мысли, имею доступ к ее генетической памяти. Я испытываю ее эмоции. Пуповина ─ это не просто орган, который поддерживает мою жизнедеятельность. Это ─ узкое горло сообщающихся сосудов…
Мне становится страшно. Я не хочу испытывать боль. Почему-то я знаю и об этом… Здесь комфортно и безопасно. Зачем ей обязательно выбрасывать меня в этот оголтелый мир? Про него я тоже знаю. Через нее. Камнепад в разгаре. Ее мышцы сокращаются и выталкивают меня из берегов. Как будто кто-то набрасывает мне на голову платок, обернувшийся вокруг меня плотным, тугим коконом. Я слышу участившийся стук ее сердца… Ее крик проникает в меня, но сейчас я не способна быть с ней. Уютные стены моего жилища, которые согревали и оберегали в течение многих месяцев, содрогаются, корежатся, пульсируют болью, живут и борются против меня. И я кажусь себе такой маленькой, потерянной. Страшно! Безысходно…
Я как будто начинаю слышать больше звуков. Они пробиваются в меня сквозь кокон. Или саван? Не думать об этом… А еще как будто вижу свет. Он тусклый, как загаженная мухами, прокопченная лампочка в землянке. Поблескивает мутным, бессмысленным, как у беспробудного пьянчужки, взглядом. Ага… Вот почему приходит на ум это сравнение. Мне жутко хочется пить! Иссушающая жажда мучает. Язык разбухает и теркой ранит нежное небо. А что с моим коконом? Он кальцинируется с каждой секундой, превращаясь в твердую породу. Я впервые чувствую сильную боль и невозможность получить кислород в том объеме, в котором он мне необходим сейчас. Я принимаю решение бороться за себя и… побеждаю. Из-за стресса время останавливается. Я не знаю, сколько времени прошло с начала. Мне кажется, вечность. Только отчетливо осознаю, что мы боремся вместе с той, которая меня сейчас рожает.
Давление все ощутимей… Один единственный камешек, сорвавшись с вершины ее готовности произвести меня на свет, вызывает катастрофу, которую не остановить. Когда огромная глыба, в несколько раз превышающая массу моего тела, придавливает меня, с благодарностью вспоминаю кокон из твердых пород. Виски сдавливает так, что искры сыплются из глаз. Меня расплющивает о твердую каменистую скалу, потом с неизбежностью центробежной силы затягивает в воронку. Мне нечем дышать, голову сковывает болезненный обруч, который закручивается жестокой рукой инквизиции до тех пор, пока глаза способны вылезать из орбит. И вновь борьба за выживание… И снова ощущаю наше единение. Пронзительно чувствую: ей тоже больно ─ той, которая меня сейчас рожает. Я с трудом продвигаюсь по узкому тоннелю. Но впереди нет света… Есть звуки: «Давай, давай! Тужься! Еще!» И страшный ее крик: «Ма-а-а-ма!» Мне на секунду становится теплее от этого странного и такого родного слова. Я точно знаю, что забуду все, как только вырвусь из знакомой до мельчайших деталей оболочки. Я упираюсь головой в какой-то узкий манжет, который растягивается под воздействием моего несокрушимого желания быть вне ее, вырваться из этих тисков. Я должна натянуть этот тесный, упругий ворот на себя. Только так я могу освободить затекшую шею, расправить сдавленные до боли в груди плечи. Еще немного поднажать! До меня вновь доносится ее нарастающий, как раскат грома, крик: «Ма-а-а-ма!»
