По тропинке к дому Софьи Николаевны Петровой шёл лёгкой походкой её старый знакомый, Андрей Макарович Рубцов. Он нёс портфель и напевал себе под нос модную песенку, назойливый мотив которой надолго прилип к Андрею Макаровичу после посещения одного из трактиров Нижегородской ярмарки. Развлечения там были разные, не только по части выпивки и песен, но и кое-какие по части интима, хотя Андрей Макарович о том предпочитал не распространяться в приличном обществе. Кроме того, на ярмарке он приобрел приятный глазу и довольно миниатюрный велодог, эдакий карманный револьвер, придуманный для защиты велосипедистов от злобных уличных собак. Хотя Андрей Макарович пока и не решился завести себе велосипед, но приобретение револьвера посчитал своей первоочередной задачей в приобщении к этому транспорту. К тому же, оружие прибавляло смелости и уверенности молодому холостяку. Андрей Макарович часто бывал в разъездах, и его душа была неспокойна без какого-либо оружия личной самообороны.
Последние годы он трудился помощником у владельца страховой компании «Бутусов и сыновья». Дела в компании шли хорошо, и Андрей Макарович не был обижен в деньгах, оные сам Пётр Семёнович Бутусов умел считать, а равно и умел их экономить. Но к Андрею Макаровичу потомственный купец Бутусов имел особое, почти отеческое расположение, которое его помощник ни разу не пошатнул какой-либо небрежностью или нездоровой вольностью. Бутусов щедро платил Андрею Макаровичу за преданность, ущемляя при этом в деньгах даже собственных сыновей, которые не проявляли рвения к работе в компании.
Приближающегося к дому Андрея Макаровича с веранды заметила служанка Зоя. Она уже успела расставить блюдца и чашки вокруг самовара на круглом столе, накрытом шикарной скатертью с вышитыми красными цветами и птицами. Софья Николаевна обожала красивые вышивки, старалась и сама приобщиться к этому ремеслу, но чаще покупала в городе приглянувшиеся скатерти и платки, отчего в доме их было множество разных по стилю и цвету. Сама она тоже любила завернуться в красивую шаль, склонить голову к плечу и сделать томное выражение глаз, что должно было, по её разумению, напоминать окружающим цыганскую страсть. Девичьи мечты о театре, почти забытые и стёртые из памяти будничными заботами, временами проскакивали искорками в её поведении.
Зоя вбежала в дом и радостно сообщила Софье Николаевне о неожиданном госте. Андрей Макарович уже поднимался по ступенькам на веранду, когда Софья Николаевна вышла ему навстречу. Она была одета в чёрное платье с кружевами, а на голове её был чёрный платок.
– Андрей Макарович, как я рада! – сказала Софья Николаевна. – Вы как раз вовремя. Мы собирались устроить чаепитие.
– Софья Николаевна, моё почтение! – произнёс Андрей Макарович, нагнулся и поцеловал ей руку. – Вы сегодня прекрасны!
– Спасибо, Андрей Макарович, – сказала Софья Николаевна. – Присаживайтесь. Сейчас всё подадут. Зоя, голубушка, будь добра, принеси нам пряники и сушки, какие есть. И ещё что-нибудь к чаю, что сама придумаешь.
Софья Николаевна присела на стул и пододвинула блюдце с чашкой поближе к Андрею Макаровичу, который вслед за ней опустился на стул с другой стороны стола. Портфель он поставил на деревянный пол веранды недалеко от себя.
– День сегодня выдался просто отличный, – сказал Андрей Макарович. – Солнышко давно уже нас не радовало. Дожди-то порядком надоели.
– Да, сегодня погода радует, – ответила с улыбкой Софья Николаевна. – Хорошо, даже птицы расшумелись.
– Верно, расшумелись, – согласился Андрей Макарович. – Радуются. Я и сам радуюсь. Люблю, когда небо такое яркое, голубое. И солнце аж слепит. Как в детстве.
Зоя вернулась на веранду с сушками, пряниками и пиалой, до краёв полной малинового варенья. Она разлила по чашкам чай, а сама вернулась в дом, чтобы не смущать своим присутствием хозяйку и гостя. Софья Николаевна поправила платок, прикрывающий волосы, и предложила жестом пряники, которые Зоя положила в плетёное блюдо на столе.