Шарлу де Клермон отворила окно, впуская осеннюю прохладу, звуки музыки, болтовню прохожих и чуть сладковатый запах жареных каштанов. Свет бра над её письменным столом вырывал из полутьмы замысловатые тени громоздких книг – учебников по истории искусства, графическому рисунку, эпохе Ренессанса вперемешку с книгами теней давно упокоенных ведьм, рецептами зелий и заклятий, древних, как сам мир. Свет был направлен на гаргулью, которую Шарлу набросала углём за несколько минут до этого.
Шарлу достала из стакана на столе остро заточенный карандаш, один из десятка таких же, и заколола им волосы в пучок на затылке. Гаргулья отправилась к своим собратьям на стену, а Шарлу разгладила на её прежнем месте чистый лист. Шарлу потянулась было за куском угля, но потом передумала, встала, закрыла окно, ногам стало зябко, и пошла за кофе. Её квартира состояла из одной комнаты, визуально разделённой на кухню, рабочую зону и спальню, прихожую и ванную. Стена за кроватью была завешена рисунками, не объединёнными общей тематикой, там она вешала то, что рисовала для себя. Стена перед письменным столом, разделённая окном в мир, была посвящена университетским проектам.
Шарлу заправила капсулу в кофемашину, подставила чашку, нажала заветную кнопку и стала ждать чуда, прикрыв глаза. Аромат кофе тут же заполнил её лёгкие. Запах кофе возвращает домой, к морю, в далёкую юность, когда они с Арлетт в пять утра сбегали на пляж, чтобы успеть вернуться к пробуждению Мадлен и сварить ей кофе. Её можно звать только по имени, но Шарлу с кузиной часто испытывали судьбу, зовя Мадлен бабулей. Шарлу уж столько лет пьёт кофе в Париже, но каждый раз вспоминает те прекрасные утра в Марселе.
Пригубив из чашки, она вернулась к столу и поставила кофе на стол к двум таким же чашкам, только пустым. Шарлу начала резкими, обрывистыми движениями, очень быстро очертив контуры химеры, затем продолжила более размеренно, смягчая рисунок, округляя формы. В скором времени и с химерой было покончено, Шарлу взялась за новый рисунок.
Она не знала, в какой момент уснула, но резкая боль вернула её к реальности. Правая рука горела так, что Шарлу вскочила, задев чашку, и остатки кофе залили рисунок крестоцвета. Она тяжело вздохнула, превозмогая боль. Недолго думая, Шарлу пошла к кухонной раковине и подставила ладонь под струю холодной воды. Стало чуточку легче. Левой рукой она нащупала дверцу шкафчика с травами и открыла его. Первый попавшийся мешочек оказался не тем, что нужно, и полетел на пол. Туда же отправился второй и третий, а чуть погодя и четвёртый. В пробивающемся сквозь окна свете восходящего солнца она прочла на бирке заветное "вербена". Управляться одной рукой было сложно. Она насыпала в ближайшую кастрюльку траву и залила туда воды примерно вполовину, затем поставила кастрюлю на плиту и зажгла под ней огонь. Боль в правой руке не утихала. Спустя пару минут, когда отвар стал, по её мнению, достаточно тёплым, чтобы вобрать в себя болеутоляющие свойства вербены, Шарлу выключила огонь под кастрюлей, закрыла воду в кране и опустила больную руку в кастрюлю.
Облегчение пришло не сразу, но уже минут через пять боль как рукой сняло. Она вытащила руку из отвара, ладонь побелела и слегка распухла. Шарлу снова подогрела отвар, смочила ватный диск в нём и приложила к ладони, затем перевязала бинтом. Кажется, с рисованием на сегодня она закончила. Шарлу убрала чашки из-под кофе в раковину, отряхнула крестоцвет, решила, что и так сойдёт, и повесила на стену рядом с химерой. Собралась лечь спать, но едва голова коснулась подушки, в дверь позвонили.
Шарлу, громко чертыхаясь, резко села на кровати. Нащупала телефон на тумбочке – полшестого утра. Кого могло принести в такую рань? Клыкастые, не иначе. Если это Виктор, она его убьёт. Угораздило же однажды усыновить вампира. Это всё Арлетт. От неё одни проблемы.
